Эдгар Аллан По. Причины тьмы ночной - Джон Треш

Поздно вечером того же дня из «Ганнерс-Холл» – трактира, в котором размещался избирательный участок – наборщик отправил записку старому другу По Джозефу Снодграссу: «На избирательном участке 4-го округа Райана находится джентльмен, довольно плохого вида, под именем Эдгар А. По. Похоже, он в тяжелом состоянии. Он говорит, что знаком с вами, и я уверяю вас, что он нуждается в немедленной помощи». Снодграсс подошел к стойке и мгновенно узнал лицо человека, которого прежде часто видел и хорошо знал, хотя на нем отражалось лишь пустое безрассудство. Искра интеллекта в его глазах исчезла, или, скорее, погасла.

У По украли одежду – или он сам обменял ее, – и теперь на нем была испачканная шляпа из пальмовых листьев, грязное пальто и плохо сидящие брюки «без жилета и шейного платка». «Он был настолько одурманен спиртным, что я решил: пытаться установить взаимопонимание или завязать разговор бессмысленно», говорил Снодграсс. Он связался с Генри Херрингом, одним из родственников миссис Клемм, который «отказался взять на себя заботу» о По из-за его вспыльчивости, которую тот проявил в прошлый раз. Они перенесли По в бесчувственном состоянии в карету: «артикуляционные мышцы, казалось, парализовало до потери речи, и слышалось лишь бессвязное бормотание».

Карета доставила его в больницу Вашингтонского колледжа, к северу от Феллс Пойнт. Нейлсон По привез кузену белье и одежду. С больным беседовал врач Джон Моран, «но его ответы были бессвязными и неудовлетворительными». Выяснилось, однако, что чемодан По пропал. И еще он сказал, что у него есть жена в Ричмонде.

Когда врач спросил, что он может сделать, чтобы утешить его, По ответил: «Лучшее, что может сделать его дорогой друг – это вышибить ему мозги из пистолета». Он задремал. Вернувшись, доктор обнаружил его в «бреду, сопротивляющимся усилиям двух медсестер удержать его в постели».

В таком состоянии он оставался до 3:00 утра воскресенья, 7 октября 1849 года. Ослабнув от нагрузок, он затих. Один из врачей услышал его слова: «Господи, спаси мою бедную душу». По одной из версий, он воскликнул: «Рейнольдс!» – имя провидца, вдохновившего экспедицию за пределы известного мира.

Он умер. Нейлсон и Херринг организовали похороны «без всякой показухи»: по Файетт-стрит за процессией следовал единственный кэб с «аккуратным гробом из красного дерева». На похоронах присутствовали Снодграсс, местный адвокат и однокурсник По из Вирджинского университета, а также бывший школьный учитель По из Ричмонда Джозеф Кларк и два кузена.

Поскольку служба состоялась на следующий день после его смерти, она прошла тихо. Один из зрителей рассказывал: «Церемония погребения, которая заняла не более трех минут, была настолько хладнокровной и нехристианской, что вызвала у меня один лишь гнев». На пресвитерианском кладбище на углу Файетт и Грин-стрит речь произнес священник Уильям Клемм, двоюродный брат По. Истощенное болезнью тело По опустили в могилу его предка, героя революции генерала По.

Бесславный мемориал

В день погребения Гораций Грили получил известие по телеграфу из Балтимора и поручил Руфусу Гризвольду об этом сообщить. В своем дневнике Гризвольд отметил: «Написал наспех две-три колонки о По для Tribune».

Эти «две-три колонки» окажут огромное влияние на воспоминания о По. Неприязнь Гризвольда к критику и поэту, который настолько сильно его превзошел, выплеснулась на страницы:

«Эдгар Аллан По скончался. Он умер в Балтиморе позавчера. Сообщение о его кончине поразит многих, но мало кто будет им опечален. Поэта многие хорошо знали лично, или же благодаря репутации, которую он снискал во всей нашей стране. У него были читатели в Англии и в нескольких государствах континентальной Европы, однако друзей у него было мало, а, может, и не было совсем».

Отсутствие друзей являлось откровенной ложью. А то, что Гризвольд препарировал характер По, назвав его «строптивым и от природы нелюдимым», удивило бы многих, кто, зная о его недостатках, питал к нему глубокую привязанность не только как к автору, но и как к человеку – по общему признанию, несовершенному.

Гризвольд сравнил По с «Какстонами» Бульвера-Литтона, прямо процитировав роман: «Вспыльчивый, завистливый [вместо «высокомерный»] – достаточно плохой человек, но не ужасный, потому что эти черты были покрыты холодным отталкивающим цинизмом. Его страсти выливались в насмешки». Гризвольд продолжал: «Казалось, он был невосприимчив к морали и, что еще более примечательно для гордой натуры, почти – или даже совсем – не понимал, что такое честь».

Такое нападение заставило бы живого По вступить с ним в противостояние или даже подать на него в суд. Но Гризвольд, поиздевавшись над только что похороненным человеком, обошелся без возмездия. Статью быстро перепечатали в Нью-Йорке, Ричмонде и Филадельфии. Хотя те, кто знал По, могли распознать в поспешном некрологе злобу соперника и усиливающуюся до отвращения слабость, слова Гризвольда оставили свой отпечаток.

В последующие дни появились более доброжелательные и светлые некрологи, хотя и они были вынуждены отвечать на нападки Гризвольда. Газета Грили Tribune 9 октября признала, что По «был самым эксцентричным гением»: «У него было много друзей и много врагов, но все, я уверен, с сожалением воспримут печальную судьбу поэта и критика». В газете Richmond Whig писали, что новость о его смерти «будет с глубоким сожалением прочитана всеми, кто ценит великодушные качества или восхищается гением». Газета Корнелии Уэллс Уолтер, Evening Transcript, еще раз подчеркивала: «У него был талант, и с его помощью он мог бы совершить великие дела, если бы объединил с ним твердые принципы, серьезные цели и привычку к самоотречению». В Балтиморе Джон Пендлтон Кеннеди, который начал литературную жизнь По, теперь сокрушался о ее конце: «Бедный По! Он был оригинальным и изысканным поэтом и одним из лучших прозаиков этой страны… Его вкус изобиловал классическим колоритом, и он писал в духе древнегреческого философа».

Ламберт Уилмер под заголовком «Эдгар А. По и его колумнисты» обрушился с критикой на «клеветнического и мстительного злоумышленника», написавшего первый некролог. Даже Лонгфелло, несмотря на мелкие нападки По, оплакивал «меланхоличную смерть человека, столь богато наделенного гением», чья «динамичная, прямая и в то же время богатая проза, как и поэзия, всегда вызывали у него высокую оценку». Он великодушно отверг резкую критику По как «раздражение чувствительной натуры, измученной каким-то неопределенным чувством несправедливости». Непоколебимый друг По Натаниэль Уиллис признавал его «человеком гения и поэтом замечательных способностей», описывая скромность, трудолюбие и «доброту Эдгара По» через его глубокую преданность свекрови, его «ангела-служителя».

Мария Клемм узнала о его смерти утром 9 октября. Она написала Нейлсону, который подтвердил худшее: