Игорь Пыхалов - Как клевещут на Сталина. Факты против лжи о Вожде

Ознакомительный фрагмент

В процитированной выше беседе с Фейхтвангером Сталин упомянул о том, что запретил празднование своего 55-летия. Так оно и было. На письме Всесоюзного общества старых большевиков, в котором предлагалось использовать этот юбилей для пропагандистской кампании, Сталин наложил резолюцию: «Я против, так как подобные начинания ведут к усилению “культа личностей”, что вредно и несовместимо с духом нашей партии»[47].

19 декабря 1934 года по заявлению Сталина Политбюро принимает решение: «Уважить просьбу т. Сталина о том, чтобы 21 декабря в день пятидесятипятилетнего юбилея его рождения никаких празднеств или торжеств или выступлений в печати или на собраниях не было допущено»[48]. Выписки из этого решения были посланы в Тифлис, в Киев, в газеты «Правда» и «Известия», в Ташкент, редакторам газет: «Заря Востока» – Григорьян, «Коммунист» – Попов, «Правда Востока», «Ленинградская правда» и т. д.[49]

В 1937-1938 годах неоднократно озвучивалась идея переименовать Москву в Сталинодар. Такое предложение высказывали, например, отдельные делегаты состоявшегося 15-21 января 1937 года Чрезвычайного XVII Всероссийского съезда Советов[50].

Из письма члена ВКП(б), москвича Д.Зайцева наркому внутренних дел СССР Н.И. Ежову, 28 декабря 1937 года:

«Теперешняя социалистическая Москва, являющаяся колыбелью грядущего коммунистического общества, должна стать исторической вехой великой сталинской эпохи… Гений Сталина является историческим даром человечеству, его путеводной звездой на путях развития и подъёма на высшую ступень. Поэтому я глубоко убеждён в том, что всё человечество земного шара нашей эпохи и всё человечество многих будущих веков с удовлетворением и радостью воспримет переименование Москвы в Сталинодар[51]. Сталинодар будет гордо и торжественно звучать многие тысячелетия, ибо он понесёт в века торжество и гордость героических побед нынешних поколений, и миллионы беззаветно преданных делу коммунизма людей в этом торжестве будут видеть плоды своей борьбы, своего труда. И каждый гражданин нашей родины будет горд тем, что имя великого Сталина будет прославлено на скрижалях города, являющегося колыбелью мирового коммунизма»[52].

На основании подобных обращений референты Н.И. Ежова подготовили проект представления в Верховный Совет СССР о переименовании Москвы в город Сталинодар. Оно было направлено в Политбюро ЦК ВКП(б) и Президиумы Верховных Советов СССР и РСФСР.

И опять Иосиф Виссарионович не пошёл на поводу у льстецов. М.И. Калинин проинформировал Президиумы Верховного Совета СССР и РСФСР о том, что Сталин категорически против этого предложения. Москва осталась Москвой[53].

«Упорно предлагали одно время Москву переименовать в город Сталин. Очень упорно! Я возражал. Каганович предлагал. Высказывался: “Есть не только ленинизм, но и сталинизм!”

Сталин возмущался»[54], – вспоминал в 1970-е годы Молотов в беседе с писателем Феликсом Чуевым.

В дневнике будущего руководителя социалистической Болгарии Георгия Димитрова есть запись о торжественном обеде на кремлёвской квартире К.Е. Ворошилова в связи с 20-летием Великой Октябрьской социалистической революции. Взяв слово для тоста, Димитров стал развивать мысль о Сталине как продолжателе дела Ленина:

«Д[имитров]:…Нельзя говорить о Ленине, не связывая его со Сталиным! (Все поднимают бокалы!)

Сталин: Я очень уважаю т. Димитрова. Мы друзья и останемся друзьями. Но я не согласен с ним. Он даже не по-марксистски выразился. Для победы дела необходимы соответствующие условия, а вожди найдутся»[55].

А вот письмо Сталина в Детиздат при ЦК ВЛКСМ от 16 февраля 1938 года:

«тт. Андрееву (Детиздат ЦК ВЛКСМ)

и Смирновой (автору “Рассказов о детстве Сталина”)

Я решительно против издания “Рассказов о детстве Сталина”.

Книжка изобилует массой фактических неверностей, искажений, преувеличений, незаслуженных восхвалений. Автора ввели в заблуждение охотники до сказок, брехуны (может быть, “добросовестные” брехуны), подхалимы. Жаль автора, но факт остаётся фактом.

Но это не главное. Главное состоит в том, что книжка имеет тенденцию вкоренить в сознание советских детей (и людей вообще) культ личностей, вождей, непогрешимых героев. Это опасно, вредно. Теория “героев” и “толпы” есть не большевистская, а эсеровская теория. Герои делают народ, превращают его из толпы в народ – говорят эсеры. Народ делает героев – отвечают эсерам большевики. Книжка льёт воду на мельницу эсеров. Всякая такая книжка будет лить воду на мельницу эсеров, будет вредить нашему общему большевистскому делу.

Советую сжечь книжку»[56].

Ещё одна запись из дневника Димитрова, от 26 апреля 1939 года. Обсуждается первомайское воззвание Коминтерна. На вопрос Сталина, видел ли Димитров текст воззвания, тот ответил, что в последней редакции – нет, но что это – плод коллективного творчества, а Мануильский – главный редактор. Сталин обратил внимание на фрагменты воззвания, восхваляющие его личность (Да здравствует наш Сталин! Сталин – это мир! Сталин – это коммунизм! Сталин – наша победа!), и заявил:

«Мануильский – подхалим! Он был троцкистом! Мы его критиковали, что когда шла чистка троцкистских бандитов, он молчал, не выступал, а он начал подхалимничать. Это что-то подозрительно! Его статья в “Правде” “Сталин и мировое коммунистическое движение” вредная, провокационная статья».

«Иосиф Виссарионович, – записал далее Димитров, – не согласился оставить в воззвании “под знаменем Маркса – Энгельса – Ленина – Сталина”, а только “Маркса – Энгельса – Ленина”»[57].

Подобных примеров можно привести множество. Почти все авторы мемуаров, когда-либо встречавшиеся со Сталиным, вспоминают случаи из жизни, свидетельствующие о его неприязненном отношении к преклонению перед своей персоной.

Несостоявшийся орден

Не изменилось отрицательное отношение вождя советского народа к собственному «культу» и в 1940-е годы. Так, на учреждённом 8 ноября 1943 года знаменитом солдатском ордене «Славы» первоначально планировалось поместить сталинский барельеф, однако Иосиф Виссарионович забраковал этот вариант:

«И эскиз стали переделывать. Над ним Москалёв колдовал в течение трёх дней. В результате на ордене появилось слово “Слава”, давшее потом имя новой государственной награде, а в центре барельеф Багратиона Москалёв заменил сталинским.