Игорь Пыхалов - Как клевещут на Сталина. Факты против лжи о Вожде

Ознакомительный фрагмент

Сталин. Вопрос закономерен. Я имел в виду широкие массы, а не бюрократов из различных учреждений. Что касается бюрократов, то о них нельзя сказать, что у них нет вкуса. Они боятся, если не будет бюста Сталина, то их либо газета, либо начальник обругает, либо посетитель удивится. Это область карьеризма, своеобразная форма “самозащиты” бюрократов: чтобы не трогали, надо бюст Сталина выставить.

Ко всякой партии, которая побеждает, примазываются чуждые элементы, карьеристы[37]. Они стараются защитить себя по принципу мимикрии – бюсты выставляют, лозунги пишут, в которые сами не верят. Что касается плохого качества бюстов, то это делается не только намеренно (я знаю, это бывает), но и по неумению выбрать. Я видел, например, в первомайской демонстрации портреты мои и моих товарищей: похожие на всех чертей. Несут люди с восторгом и не понимают, что портреты не годятся. Нельзя издать приказ, чтобы выставляли хорошие бюсты – ну их к чёрту! Некогда заниматься такими вещами, у нас есть другие дела и заботы, на эти бюсты и не смотришь».

Таким образом, у «культа» было два источника. Во-первых, искреннее чувство благодарности к новой власти, персонифицированной в личности Сталина, со стороны широких масс населения. Бороться с этим очень трудно. В качестве наглядного эксперимента, попробуйте пресечь поток дружеских восхвалений в свой адрес на собственном дне рождения. Если просить мягко и деликатно, ничего не получится. Если требовать настойчиво и жёстко – рискуете всерьёз поссориться с друзьями.

Во-вторых, сознательная лесть со стороны настырно лезущих наверх карьеристов и проходимцев. Как справедливо заметил неизвестный автор стихотворного ответа Евгению Евтушенко:

«А культ?.. В подхалимском угареДействительно пышно он цвёл.Тебе же подобные твариСоздали ему ореол».

И действительно, будущий ревностный обличитель сталинизма при жизни Сталина усердно сочинял холуйские стихи:

«Я знаю:Вождюбесконечно близкимыслинарода нашего.Я верю:здесь расцветут цветы,садынаполнятся светом.Ведь об этоммечтаеми яи ты,значитдумает Сталиноб этом!»[38]

«Я знаю:грядущее видя вокруг,склоняетсяэтой ночьюсамый мой лучший на свете другв Кремленад столом рабочим.Весь мир перед ним —необъятной ширью!В бессонной ночной тишинеон думаето стране,о мире,он думаетобо мне.Подходит к окну.Любуясь столицей,тепло улыбается он.

А я засыпаю,и мне приснитсяоченьхорошийсон»[39].

Сталин против «культа Сталина»

Тем не менее, Сталин пытался по мере сил бороться с культом своей личности.

«В 30-е годы в частных письмах-указаниях, в качестве цензора художественной литературы, киносценариев или редактора партийной публицистики, он [Сталин. – И.П.] неоднократно и настойчиво советовал заменять слово “Вождь” (Сталин) на “Центральный Комитет ВКП(б)” (то есть на метафору коллективного вождя)»[40].

Например, в пьесе «Ложь» (1933 г.) молодого, но уже известного драматурга А.Н. Афиногенова один из её героев, заместитель наркома Рядовой, в споре с бывшим оппозиционером Накатовым произносит пафосную тираду:

«Я говорю о нашем Центральном комитете… Я говорю о вожде, который ведёт нас, сорвав маски со многих высокообразованных лидеров, имевших неограниченные возможности и обанкротившихся. Я говорю о человеке, сила которого создана гранитным доверием сотен миллионов. Имя его на всех языках мира звучит как символ крепости большевистского дела. И вождь этот непобедим»[41].

Александр Николаевич Афиногенов

Поскольку, в отличие от нынешней РФ, в тоталитарном СССР свобода творчества напрочь отсутствовала, рукопись пьесы попала к Сталину, и тот внёс в её текст изменения. В частности, процитированный фрагмент «непобедимый вождь» отредактировал следующим образом:

«Я говорю о нашем Центральном комитете, который ведёт нас, сорвав маски со многих высокообразованных лидеров, имевших неограниченные возможности и обанкротившихся. Я говорю о Центральном комитете партии коммунистов Советской страны, сила которого создана гранитным доверием сотен миллионов. Знамя его на всех языках мира звучит как символ крепости большевистского дела. И этот коллективный вождь непобедим»[42].

Редакторская правка сопровождалась комментарием:

«P.S. Зря распространяетесь о “вожде”. Это не хорошо и, пожалуй, не прилично. Не в “вожде” дело, а в коллективном руководителе – в ЦК партии. И. Ст[алин]»[43].

В 1936 году выходит в свет биографический очерк о жизни Серго Орджоникидзе, составленный М.Д. Орахелашвили[44]. Сталин прочитал эту книгу и на ее страницах оставил много пометок:

«В этот тяжёлый для пролетарской революции период [лето 1917 года. – И.П.], когда перед лицом надвинувшейся опасности многие дрогнули, на посту руководителя ЦК и петроградской партийной организации твёрдо оставался товарищ Сталин. Тов. Орджоникидзе был непрерывно с ним, ведя под его руководством энергичную, беззаветную борьбу за ленинские лозунги партии».

Приведенная цитата подчёркнута Сталиным, а на полях он красным карандашом написал: «А ЦК? А партия?»

В другом месте шла речь о VI съезде РСДРП (лето 1917 года), о том, как Ленин, скрываясь в Разливе, «давал руководящие указания по вопросам, стоявшим в повестке дня съезда. Для получения директив Ленина т. Орджоникидзе, по поручению Сталина, дважды ездил к Ленину в шалаш».

И опять сталинская пометка: «А ЦК где?»[45].

27 января 1937 года, просмотрев сценарий кинофильма «Великий гражданин», Сталин направил письмо руководителю советской кинематографии Б.З. Шумяцкому, в котором среди других критических замечаний было и такое: «Упоминание о Сталине нужно исключить. Вместо Сталина следовало бы поставить ЦК партии»[46].

В процитированной выше беседе с Фейхтвангером Сталин упомянул о том, что запретил празднование своего 55-летия. Так оно и было. На письме Всесоюзного общества старых большевиков, в котором предлагалось использовать этот юбилей для пропагандистской кампании, Сталин наложил резолюцию: «Я против, так как подобные начинания ведут к усилению “культа личностей”, что вредно и несовместимо с духом нашей партии»[47].