Бернард Монтгомери - Мемуары фельдмаршала

Все высшие командные посты занимали «хорошие боевые генералы» прошедшей войны. Они слишком долго оставались на своих местах, лишь делая вид, что кто-то может претендовать на их кресла, а на самом деле никого не подпускали и близко. Милн служил начальником Имперского генерального штаба семь лет, с 1926 по 1933 год. После его ухода армии не везло с профессиональными руководителями. За Милном последовал Монтгомери-Массингберд, занимавший этот пост в самое важное для армейского строительства время, с 1933 по 1936 год. Его назначение, с моей точки зрения, было серьезной ошибкой, при нем армия напоминала корабль без руля и ветрил. По праву на этом месте должен был бы находиться Джон Барнет-Стюарт, самый блистательный генерал нашей армии того времени. Для меня так и осталось загадкой, почему этого выдающегося полководца с быстрым и ясным умом в 1933 году не назначили начальником Имперского генерального штаба вместо Монтгомери-Массингберда. Если бы штаб возглавлял он, армия была бы лучше подготовлена к войне в 1939 году.

В 1936 году Монтгомери-Массингберда сменил Деверелл, однако у него не сложились отношения с военным министром Хор-Белишем, и через полтора года его сместили; он бы, несомненно, добился каких-то результатов, если бы оставался на этом посту. Но Хор-Белиш предпочел Горта, который абсолютно не соответствовал этому посту, но оставался начальником Имперского генерального штаба до начала войны в сентябре 1939 года.

В итоге наша армия в 1939 году вступила во Вторую мировую войну великолепно организованной и оснащенной для боев 1914 года и имея во главе не отвечающих требованиям современности офицеров.

Воистину, действия британских политиков в период между войнами поразительны. Мне всегда казалось, что политический [35] лидер должен хорошо разбираться в людях и выдвигать на высшие государственные посты достойных людей. В мирное время политик имеет возможность судить о людях по их характеру, способностям, настойчивости в достижении поставленной цели, и так далее. Тогда, между войнами, они выбирали скверно по всем критериям, если вообще понимали, на какие критерии следует ориентироваться.

Я окончил штабной колледж в декабре 1920 года. Должно быть, с хорошими результатами, хотя достоверно мне об этом не известно, поскольку никто мне их не объявлял, как бы странно это ни показалось. Так или иначе, меня направили начальником оперативно-разведывательного отдела штаба бригады в 17-ю пехотную бригаду в Корке, и я сразу снова попал на войну — против шинфейнеров[7] в Южной Ирландии. Во многих отношениях эта война была куда страшнее большой войны, закончившейся в 1918 году. Она превратилась в массовое убийство, в котором в итоге военные стали весьма искусны и более чем успешно держали свои позиции. Однако война такого рода развращает офицеров и солдат, потому что она ведет к снижению их представлений о порядочности и благородстве, и я был очень рад, когда она закончилась.

В этот период в армии начал действовать топор Геддеса[8], и следовало доложить о профессиональном соответствии каждого офицера. Возможность избавиться от непригодных была эффективно использована на низшем уровне, однако на высшем многие «мертвые деревья» остались нетронутыми. Теперь, пройдя через две мировые войны, я полагаю, что по окончании любой кампании необходимо «использовать гербициды» именно на высшем уровне: это позволяет продвинуться проявившим себя в боевых условиях первоклассным молодым офицерам. После войны 1914–1918 годов этого не случилось. Я использовал свое положение и проследил, чтобы это было сделано, когда закончилась война 1939–1945 годов. [36]

С 1922 года, по завершении борьбы с шинфейнерами, до января 1926-го, когда меня послали инструктором в штабной колледж, я занимал разные штабные должности в Англии.

Это были годы напряженного труда и интенсивной учебы. Я служил под руководством опытных и доброжелательных генералов, поощрявших мою инициативу и предоставлявших мне свободу реализовывать свои идеи; среди них генерал сэр Чарльз Гарингтон и бригадный генерал Том Холлонд, оба умелые наставники. В этом отношении мне повезло, поскольку, несомненно, могло быть и совсем наоборот. Они сформировали во мне высокое чувство долга, научили тому, что дисциплина, требуемая от солдата, в офицере становится преданностью. Полагаю, что именно в это время я заслужил репутацию офицера, серьезно изучающего свою профессию, и меня перевели в штабной колледж. Я был доволен, поскольку назначение в Кэмберли казалось мне определенным признанием и некоторым шагом вверх по служебной лестнице. Теперь я в этом сомневаюсь, но тогда все представлялось мне именно так.

В жизни каждому из нас выпадает серьезный шанс, некоторые не осознают всего значения момента и упускают его. Другие, сосредоточенные и увлеченные, хватаются за возможность обеими руками и используют ее в полной мере; причем достойные люди всегда проявляют щепетильность в выборе средств достижения своей цели, они не наступают на головы тем, кто оказывается на их пути.

В моем случае мой шанс виделся мне в возможности три года посвятить напряженной учебе; к тому времени я уже понимал, что преподаватель учится много больше своих студентов. К тому же эти три года пройдут в совместной работе с уже преподающими там одними из лучших офицеров нашей армии Бруком (теперь лорд Алан Брук), Пейджетом, Франклином и другими. Обучая, я буду учиться сам; я чувствовал, что мне нужны знания как основа, которая в будущем позволит мне уверенно справляться с более значительными делами.

Мне придется быстро пробежать последующие несколько лет моей жизни в армии, поскольку они не представляют особого интереса для этой книги воспоминаний. Как искры устремляются только вверх, так и я всегда говорил, что думаю, причем самым [37] непререкаемым тоном. И часто расплачивался за эту привычку. Однако в 1930 году военное министерство выбрало меня для создания нового учебника по подготовке пехотинцев. Это было серьезным официальным признанием, и я решил сделать будущую книгу в виде полного курса по военным действиям для офицеров пехоты. Работу должна была одобрить комиссия военного министерства, на заседании которой разгорелся яростный спор; я не мог принять многие из их поправок к моей доктрине пехотной войны. Мы читали весь учебник, главу за главой. Тогда я предложил распустить комиссию и дать мне возможность закончить работу, как я ее понимаю; на том и согласились. Я сделал окончательный вариант, в котором оставил без внимания все внесенные комиссией замечания. После опубликования книгу сочли превосходной, особенно сам ее автор.