Нас называли ночными ведьмами - Наталья Федоровна Кравцова

За хребтом пошел дождь, потом снег, подбалтывало. Я боялась обледенения. Запасной целью была Терская. Мы чуть-чуть уклонились от маршрута вправо, но довернули и пересекли Стародеревский изгиб точно по линии пути… Бомбили с 400 метров. Из 14 экипажей 10 вернулись с бомбами…

20 декабря главное событие: вчера приехала Галя Докутович. Как дорог каждой наш полк! Какое счастье быть в нем!»

* * *

…Галя Докутович, девушка из Гомеля, в начале войны училась в Московском авиационном институте, кончала аэроклуб и, так же как все мы, пришла в полк по призыву ЦК комсомола. Она была зачислена в штурманскую группу, да еще назначена старостой.

Высокая, стройная девушка с открытым ясным лицом и большими черными глазами. Безумно любила полеты, делала все строго и точно. Когда формировали полк, Галю назначили адъютантом эскадрильи. Было это для нее ударом, так как адъютанты могли летать на боевые задания не каждую ночь, у нее не было «своего» летчика и самолета, она делила их с начальником связи. Адъютант – это как начальник штаба эскадрильи…

В одну из первых ночей на фронте, в Сальских степях, когда она летала с Ириной Дрягиной, их самолет был обстрелян, и, пока механики ставили заплатки на плоскости, Галя прилегла в мягкой траве на краю аэродрома и заснула. В темноте ее переехал бензозаправщик… Рядом стояла какая-то медсанчасть, откуда вызвали санитарную машину.

Я помню Галю, лежащую на носилках, бескровное ее лицо со сжатыми губами. Перед тем как ее увезли, она попросила меня: «Ира, обещай мне, когда я вернусь в полк, вы больше не назначите меня адъютантом, я буду штурманом, у меня будут свой самолет и летчик». В этот момент я могла пообещать ей все, что угодно! Мы отступали, почти бежали, и не было никакой надежды, что Галя останется жива, не говоря уже о возвращении в полк…

Ее эвакуировали в далекий госпиталь за Каспийским морем, там она встала на ноги, научилась снова ходить и прилетела в полк. Ни один врач не мог допустить ее к летной работе, у нее болел позвоночник, она пила обезболивающие и плакала на жестких нарах после полетов… Да, это правда, мы не отправили ее в тыл, она не вернулась в свой МАИ, справку медицинскую скрыла. Хотели мы назначить ее опять адъютантом, к этому времени они у нас совсем не летали. Но Галя напомнила мне и Бершанской данное мною слово, да еще показала, как она может делать стойку на руках. И вот она штурман звена, летает каждую ночь, у нее свой летчик и своя машина.

До гибели Галя успела сделать около 120 вылетов и получить свой первый орден…

…Каждую ночь боевые экипажи вылетают на цель. Вспыхивают лучи прожекторов, они шарят по небу, сближаются, и вот самолет пойман. Штурмана и летчика ослепляет нестерпимый свет… Бьют зенитки. Хочется уйти вверх, вниз, но… перегруженный бомбами самолет идет с мизерной скоростью 60–100 км/час, в зависимости от скорости встречного ветра. Томительно тянется время. Иногда в течение 10 минут не удается уйти от прожектора. И это на высоте порядка 1000 м. Выше мы обычно не летали, так как наши цели чаще всего очень близки от передовой, и от нас требовалась особая точность бомбометания.

Около часа длится полет, а на земле ждут механики и вооруженцы. Осматривать, заправлять самолет, подвешивать бомбы они умели за три-пять минут. Трудно поверить, что молодые тоненькие девочки в течение ночи своими руками и коленками, без всяких приспособлений подвешивали каждая до трех тонн бомб. Эти скромные помощники летчиков показывали подлинные чудеса выносливости и мастерства. А механики? Целые ночи работали на старте, а днем – ремонт машин, подготовка к следующей ночи. Были случаи, когда механик не успевал отскочить от винта при запуске мотора, и ему перебивало руку.

Необходимо было постоянно повышать напряженность боевой работы. Но как? При существующей системе обслуживания каждый механик сам выпускал свой самолет на задание ночью, он же готовил его к полетам днем. Времени на сон почти не оставалось.

Слишком многолюдно было на старте и мало четкости в работе. Один тянул бензозаправщик или машину с бомбами в свою сторону, другой настаивал, чтобы в первую очередь был приведен в готовность его самолет…

И тогда мы ввели новую систему обслуживания – дежурными сменными бригадами. За каждым механиком закреплялась определенная операция на всех самолетах: встреча, заправка или выпуск… Вооруженцы тройками дежурили у машин с бомбами. Руководил один из старших техников АЭ.

Боевые ночи стали напоминать работу отлаженного заводского конвейера. Вернувшийся с задания самолет уже через пять минут был готов к новому вылету. Это позволяло летчикам в некоторые зимние ночи делать по 10–12 боевых вылетов.

А Нина Худякова, делая круг перед посадкой, уже сверху кричала: «Вооруженцы, бомбы!» И тут уже не зевай… Благодаря такой организации полетов мы стали совершать за ночь больше вылетов, чем «братцы».

Воодушевленная достигнутыми результатами, я уговорила нашего инженера Софью Озеркову обобщить для дивизии «опыт обслуживания ночных боевых вылетов на самолетах По-2», что та и сделала. В результате Озерковой объявили выговор за нарушение наставления по технической эксплуатации…

Соня долго не могла простить мне моего штабного рвения, советовала никогда не спешить с подобными донесениями начальству. Несмотря на «разнос» (да простят нам это за давностью лет все боги уставов и наставлений), мы продолжали работать бригадами, но уже никогда не пытались обратить на это внимание вышестоящего штаба.

* * *

Из людей, которые много сил положили при формировании полка, учебе и воспитании технического состава, нельзя не отметить инженера Соню Озеркову. Она была кадровая военная. Военная до мозга костей. Вначале она нам казалась сухой, но потом мы оценили и полюбили Соню. Оказалось, что Устав Красной армии не мешает ей, а даже помогает быть прекрасным работником, организовать техников, заботиться о них и любить.

Я уважала Соню за силу ее характера, благодаря которой она не сломалась, когда была приговорена трибуналом наземной армии к расстрелу после выхода из окружения. Она отказалась подавать на кассацию. Спас ее, очевидно, комиссар дивизии Горбунов. Он писал мне уже после войны, что ему шофер сказал во время поездки: «А у женщин инженера полка к расстрелу приговорили…» Горбунов не знал об этом, срочно дал шифровку в штаб ВВС фронта. Оттуда приостановили выполнение приговора, дело пересмотрели, и Соню оправдали.

Она вернулась в полк остриженная наголо, без улыбки на лице…

Мы приняли ее, как будто ничего и не было. И она сумела справиться с