Николай Черкашин - Я - подводная лодка !

Вслед за лейтенантом Лячиным поднялись на палубу подлодки адмиралы, сняв фуражки. Первым делом подошли к кормовому аварийному люку, ставшем невольной западней для тех, кто выжил в кормовых отсеках после страшного удара... Заглянули в него... Почему подводники не смогли выйти из шахты запасного выхода? Теперь специалисты точно скажут почему.

На "Курске" работают несколько бригад криминалистов самого разного профиля - от взрывников до медиков. Маловероятно, что они найдут в отсеках атомарины ответ на главную загадку: что инициировало первый взрыв в торпедном отсеке? Тем более что первый отсек, самый важный для понимания трагедии "Курска", остался пока на грунте. Правда, не много надежд на то, что и искореженные металлоконструкции носового отсека сохранили след первопричины трагедии. Удалось извлечь несколько аппаратных журналов, в которых фиксируется ход несения тех или иных вахт; по записям в них можно судить об обстоятельствах, предшествовавших роковым взрывам. И только.

25 октября подводный крейсер осушили и криминалисты вошли через кормовой аварийный люк в девятый отсек. Они извлекли оттуда тела трех моряков, которые довольно хорошо сохранились. Но опознать их лица сразу не удалось. Потом в дебрях искореженных отсеков нашли ещё несколько трупов. Несколько позднее в североморском госпитале медики установили личность своего коллеги - капитана медицинской службы Алексея Станкевича...

Меньше всего я ожидал, что телерепортерам разрешат снять ту самую вмятину, о которой столько говорили и столько спорили, что даже сомнение возникло: а была ли эта самая вмятина? Теперь очевидно - была, есть. Вот она - длинная и довольно глубокая борозда проходит по правому борту ниже ватерлинии. Ее не мог прочертить киль надводного корабля - иначе след остался бы в верхней части корпуса. А вот "подводный объект" - запросто. Версия капитана 1-го ранга Михаила Волженского, что иностранная подлодка задела "Курск" своей кормовой частью, а именно кормовым стабилизатором, нашла ещё одно, зримое подтверждение. Не надо быть трассологом, чтобы заметить - длинный след прочерчен довольно узким предметом, каким и является подводное "крыло" субмарины. Тогда становится ясно, почему вторая подлодка отделалась довольно легко - все её жизненно важные центры отстояли достаточно далеко от места удара. Становится ясно и то, почему она так медленно удалялась от места происшествия: противолодочные самолеты североморской авиации определили её скорость: не более пяти узлов. Столь нехарактерно малая для атомоходов скорость может быть объяснена тем, что иностранная подлодка получила повреждения винторулевой группы. Находит свое объяснение и 135-секундная пауза, которая разделяет оба взрыва. Первый мог быть вызван тем, что в "смятом" после удара торпедном аппарате деформировалась и лежавшая в нем торпеда, в её двигателе соединились окислитель и топливо - форс пламени ударил в стеллажные торпеды. Мощный разогрев при резко возросшем давлении вызвал детонацию остального боезапаса. Однако главная вмятина, её начало - все это осталось на корпусе первого отсека, чьи фрагменты, как объявлено, были подняты ещё в прошлом году и будут, как объявлено, подниматься в следующее лето.

Могло ли такое случиться - подводный таран? Этот вопрос до сих пор задают люди, для которых столкновение подводных лодок ничем не отличается от дорожно-транспортного происшествия на шоссе.

"Мы гонялись друг за другом, как истребители!"

Леденящие душу видеокадры, снятые в руинах "Курска", мне довелось смотреть вместе со вдовами подводников и бывшими командирами подводных лодок. Капитан 1-го ранга в отставке Юрий Филиппович Голубков командовал самой быстроходной в мире атомариной - К-162. Именно она установила не превзойденный до сих пор рекорд подводной скорости - 44,7 узла (82,8 км/час).

- Мы отрабатывали учебные задачи в полигоне, где ныне погиб "Курск", - рассказывает Голубков. - Вдруг доклад акустика: на траверзе правого борта шум винтов иностранной атомной подлодки. Понимаю, за нами вели слежку и иностранец случайно вышел за пределы нашего кормового сектора, то есть зоны акустической тени. Командую "право на борт" и вывожу наглеца, как говорится, на чистую воду. Он же стремится снова зайти мне в корму, спрятаться в непрослушиваемом секторе. Чужак маневрировал резко и дерзко. Но у меня же скорость выше, и это я захожу ему в корму. И держусь в его кормовом секторе, несмотря на все выкрутасы, которые он совершал под водой. В конце концов, он понял, что ему не отвязаться, и пошел прочь из наших террвод. Я проводил его до указанного мне рубежа, а потом вернулся в базу. И только потом, представив себе наше взаимное маневрирование как бы со стороны, испытал нечто похожее на ужас. Две огромные ядерные "коломбины" с немалой скоростью заходили в хвост друг другу, как истребители, причем на предельно малой "высоте", причем ориентируясь только на шумы винтов...

Такие "игры" припомнит любой командир-подводник, ходивший в моря. Одним везло, другим - не очень: сталкивались, но все же расходились по своим базам пусть с вмятинами, но без трупов. "Курску" не повезло преотчаянно...

Мы снова вглядываемся в экран: стальное мессиво труб, кабелей, конструкций спрессовано чудовищным взрывом до войлочной плотности. С трудом различаю изжеванный, словно окурок, ствол перископа, бессмысленно свисает якорь-цепь, та самая, которая мешала отпиливать торпедный отсек, вот ржавая горловина кормового аварийного люка... И снова обезображенный нос: вместо второго отсека - забитая стальным хламом труба. Это жерло вулкана, принявшего огненный выброс внутрь себя.

Командующий Северным флотом адмирал Вячеслав Попов просил не показывать эту страшную рану вовсе не из соображений секретности:

- Для нас, моряков, корабль - всегда нечто живое и одушевленное. И демонстрировать увечья родного тебе существа - больно...

Тем не менее этическими соображениями пренебрегли. Наверное, мир все-таки должен был заглянуть в этот обожженный стальной кратер, из которого вознеслись души оплаканных им людей. Надо было показать и эту роковую вмятину... Да, вмятина пролегла не только по правому борту "Курска", она навсегда отпечаталась в наших душах...

Так получилось, что в этот день - 26 октября - ровно год назад из девятого отсека извлекли тело капитан-лейтенанта Дмитрия Колесникова с его запиской, прогремевшей на весь мир. Нынешним летом Ольга Колесникова встретилась с тем самым водолазом-глубоководником, Сергеем Шмаковым, который выносил из лабиринта смерти её мужа.

- Я очень боялась этой встречи, - рассказывает Ольга. - Я не знала, что ему сказать... Я просто обняла его. Сергей стал мне родным человеком, потому что он вошел в Митину могилу, потому что его руки держали руки моего мужа... Потому что он подарил мне последнюю встречу с Митей. Ведь даже то, что от него осталось... для меня это было родное тело...