Евгений Шварц - Михаил Михайлович Кунин

строчку сценария. Он добывал необходимую для моей работы специальную литературу. Я предложил ему соавторство, но И. А. Фрез счел это неудобным. А мою совесть серьезно беспокоит то, что его большая плодотворная работа может остаться неоплаченной.

III. Если сценарий Вам подойдет, я очень просил бы в самый ближайший срок перевести мне второй аванс. Я всё последнее время занимался только этим сценарием, от чего и обнищал совершенно.

Привет. Е. Шварц».

Уже через месяц после отправки этого сценария в Союздетфильм состоялся Художественный совет студии, на котором сценарий «Первоклассницы» был одобрен. Примечательны отзывы участников совета. Начальник сценарного отдела студии Шнейдерман сказал: «Достоинство этого сценария в том, что это сценарий от жизни, в нем обобщен интересный и правдивый материал, подсмотренный в школе. <…> Эта вещь не прилизана, не приглажена. Маруся – настоящий, живой ребенок, из которого выйдет хороший советский человек». Режиссер Роу отметил: «Мы имеем дело с очень правдивой вещью. <…> Литературное произведение это стоит даже на большей высоте, чем многие удачные вещи того же автора. <…> Этот сценарий надо всячески поддерживать и приветствовать. Так можно создать подлинную детскую кинематографию, т. к. только в нашей стране воспитание детей является делом государственной важности». Художественный руководитель Союздетфильма Луков особо отметил, что эта картина должна помочь педагогам воспитывать молодых людей. «Тут не нужен сквозной сюжет, – уточнил Луков. – Но должна быть формула: желание стать пионером, участвовать в параде, увидеть товарища Сталина, – для этого соревнование по учебе, являющееся серьезным стимулом…»

В постановлении указали, что сценарий необходимо послать на утверждение в министерство с просьбой разрешить внести все поправки в режиссерский сценарий. Стоит отметить, что в условиях жесткого «закручивания гаек», начавшегося после августовского 1946 года постановления Оргбюро ЦК ВКП(б), подобные отзывы, даже с учетом абсурдных пожеланий о мечте семилетнего ребенка первых послевоенных лет стать пионером и участвовать в учебном соревновании, можно было считать выдающимся успехом.

Некоторые доработки в сценарий Шварц действительно внес, добавив, что школа, в которой предстоит учиться Марусе Орловой, находится в Сталинском районе, и «сам товарищ Сталин» интересуется тем, сколько детей в этом году пошли в первый класс. А мудрая учительница в сценарии фильма успокаивает робеющих ребят тем, что рассказывает им о том, как одна из ее учениц боялась первого звонка, а теперь стала Героем Советского Союза.

Вскоре из министерства был получен протокол заседания сценарной комиссии Художественного совета от 27 февраля 1947 года, в котором говорилось: «Сценарная комиссия Художественного Совета считает сценарий Е. Шварца “Первоклассница” очень хорошим детским сценарием, который живо, с большой наблюдательностью и юмором раскрывает мир ребенка. Сценарий посвящен очень важной теме – вступлению ребенка в общественную жизнь – в школу, которая с самого начала прививает ему качества советского человека, советского гражданина. Сценарная комиссия рекомендует сценарий к запуску в производство и считает, что эта картина должна стать одной из важнейших картин в плане к/с “Союздетфильм”…»

Съемки фильма велись в 1947 году в московской школе имени Зои и Александра Космодемьянских № 201. В фильме снимались замечательные актеры – такие как Тамара Макарова (классная руководительница 1а класса), Георгий Милляр (почтальон), Ростислав Плятт (ученый ботаник) и другие. Роль Маруси Орловой исполнила Наташа Защипина, которую некоторые деятели искусств называли «советской Ширли Темпл[85]» как крайне одаренную девочку-киноактрису. В марте 1948 года «Первоклассница» вышла на экраны страны.

Этот фильм не стал вершиной творчества его создателей, но пользовался большим успехом у зрителей и критиков. Знаменательными в этой связи можно назвать слова бельгийской антифашистки, депутата парламента Изабеллы Блюм, при вручении ей в Кремле Сталинской премии мира 9 июля 1954 года: «Наше детство питалось вашими сказками, так же как сказками братьев Гримм и Перро. Наши дети по-прежнему вас читают, но читают иначе, чем мы, потому что они живут в другую эпоху. Они хорошо знают героев ваших фильмов и книг. Они идут в школу вместе с Марусей из чудесного фильма “Первоклассница”».

Киносценарий «Первоклассницы», выпущенный Госкиноиздатом в 1947 году отдельной книжкой, позднее был доработан Шварцем и подготовлен к печати как повесть. Перед выходом фильма отрывок из нее был напечатан в журнале «Мурзилка», а впоследствии повесть несколько раз издавалась «Детгизом» и «Учпедгизом» и была переведена на иностранные языки. Эти издания очень поддержали Евгения Львовича материально в конце 1940-х – начале 1950-х годов, когда у него практически не было новых публикаций и не шли театральные постановки по его произведениям.

Глава вторая

Печали и радости послевоенных лет

В 1946 году Николай Заболоцкий, освободившийся из лагеря, добился разрешения жить в Москве, через некоторое время был восстановлен в Союзе писателей и смог снять комнату в писательском поселке Переделкино.

Помимо близкой дружбы, Заболоцкий был очень созвучен Шварцу и в творчестве. Его восприятие литературы, его отношение к жене, многие аспекты его мировоззрения находили самый непосредственный отклик в душе Евгения Львовича. Из целой плеяды учеников Маршака 1920-х он был одним из немногих, кто выжил после ареста и заключения. О его семье бережно и неустанно заботился Евгений Львович после ареста Николая Алексеевича.

Попрощавшись с Екатериной Васильевной Заболоцкой и ее детьми в Кирове весной 1942 года, Шварц встретился с ними через пять лет в Переделкине. Его воспоминания об этих послевоенных встречах с семьей Заболоцкого настолько нежны и пронзительны, что невозможно обойти их стороной в его биографии. «Наташа, поздоровавшись, всё поглядывала на нас издали из-за деревьев, – вспоминает Евгений Львович об их первой встрече в Переделкино. – Исчезла Наташа трехлетняя, исчезла пятилетняя, беленькая десятилетняя девочка, и та и не та, всё глядела на нас недоумевающе, старалась вспомнить. И Никита поглядывал. Этот улыбался. Помнил яснее. И Николай Алексеевич глядел на нас по-другому. И тот и не тот. И дома не снисходил к жене, а говорил с ней так, будто и она гений. Просто. Вскоре написал он стихотворение “Жена”, в котором всё было сказано. Всё, со свойственной ему силой. Долго ли, коротко ли, но прописали Николая Алексеевича в Москве. И Союз дал ему квартиру на Беговой. И вышел его стихотворный перевод “Слова о полку Игоревом” и множество переводов грузинских классиков. И заключили с ним договор на полное собрание сочинений Важа Пшавела. И он этот договор выполнил.

Приедешь в Москву, придешь к Заболоцким и не веришь глазам: холодильник, “Портрет неизвестной”, подлинник Рокотова – Николай Алексеевич стал собирать картины. Сервиз. Мебель. Как вспомнишь комнатку в Кирове, горы багажа в углу – чудо, да и только. И еще большее чудо, что Катерина Васильевна осталась всё такой же. Только в кружкé в Доме писателей научилась шить. Сшила Наташе пальто настолько хорошо, что самые строгие ценительницы удивлялись. И еще – повысилось у нее