Петр Чайковский - Ада Айнбиндер

в котором была остановка и возможность погулять, поражали Чайковского, оставляя самые сильные впечатления. Композитор в пути работал и читал. Когда корабль проходил побережье Сицилии, Петр Ильич не только увидел знаменитый вулкан Этну, но и стал свидетелем настоящего извержения: «Столб дыма и пламени, о котором я писал вчера, оказался громадным извержением Этны, но не на вершине, а где-то сбоку. Верст за 300 уже ясно было видно это извержение, и по мере того как мы приближались, зрелище становилось все интереснее. В 2 часа ночи меня разбудил Алексей, чтобы идти смотреть на этот единственный в своем роде спектакль. Мы входили в Мессинский пролив; море, которое весь день было покойно, тут оказалось бурным, и нельзя передать, до чего было красиво это сочетание лунного света с огнем Этны и бушующим морем. В 3 я ушел спать, а в 5 капитан прислал матроса опять будить меня, чтобы видеть город Мессину, восход солнца и Этну с другой стороны»[642].

Спустя почти две недели пути Петр Ильич 12 мая добрался до Марселя. Пробыв там пять дней, композитор направился в Париж.

Здесь у композитора были важные встречи – с дирижером Эдуардом Колонном, состоялось личное знакомство с издателем Феликсом Маккаром, а также с французскими коллегами композиторами Амбруазом Тома и Лео Делибом, творчеством которого Петр Ильич так восхищался, и некоторыми другими. Как всегда, в Париже Чайковский посмотрел несколько драматических спектаклей, был в опере, в этот раз он также побывал в цирке и на бегах. Почти каждый день Петр Ильич общался со своим бывшим учеником виолончелистом Анатолием Брандуковым, который в то время обосновался в Париже: «Из русских ежедневно вижусь здесь с Брандуковым. Бедный юноша показался мне очень бледным, худым и истощенным. Несмотря на то, что в Париже он пользуется репутацией отличного виолончелиста, – материальное положение его крайне стесненное, и он пламенно мечтает о переселении в Петербург или Москву, но, увы, там места заняты, и поневоле приходится оставаться в Париже, где, по крайней мере, он вращается в самом лучшем обществе и упрочивает свою репутацию»[643]. Вместе с Брандуковым Чайковский посещал приемы, гулял и почти ежедневно «пьянствовал».

Очень важной для Петра Ильича оказалась встреча с Полиной Виардо. О ней подробно композитор рассказал в письме Надежде фон Мекк:

«Относительно вопроса, вспоминает ли Виардо Тургенева[644], скажу Вам, что не только вспоминает, но почти все время мы о нем говорили, и она подробно рассказывала, как они вместе писали “Песнь торжествующей любви”. Писал ли я Вам, милый друг, что я провел 2 часа у Виардо в перелистывании подлинной партитуры Моцарта (“Дон Жуан”), которую еще лет 30 тому назад муж Виардо случайно и очень дешево приобрел. Не могу выразить чувство, которое охватило меня при просмотре этой музыкальной святыни! Точно будто я пожал руку самого Моцарта и беседовал с ним»[645].

Главной целью приезда было оформление документов об усыновлении семьей Николая Ильича Чайковского Жоржа Леона, – тайно рожденного два года назад в Париже сына племянницы Татьяны Львовны Давыдовой, и дальнейшее возвращение вместе с ним в Россию. Маленький Жорж все это время проживал во французской семье. В Париж приехала Ольга Сергеевна Чайковская, супруга Николая Ильича, который не смог быть с ней из-за службы. Все старания увенчались успехом – все трое 15 июня вернулись в Россию.

Волевое решение

В Майданове Чайковский вновь принимается за оперу «Чародейка», над которой пытался работать во время путешествия. В августе опера была готова в эскизах, в конце сентября композитор приступил к оркестровке. Петр Ильич был в тот момент настолько доволен новым детищем, что даже подумывал о посвящении оперы Александру III. Об этом композитор писал в письме великому князю Константину Константиновичу:

«Я окончил недавно сочинение новой оперы моей “Чародейка” и буду в течение наступающей зимы оркестровать ее. Если будет можно надеяться, что Государю не покажется слишком смелым мое пламенное желание посвятить Ему эту, вероятно, последнюю и, вероятно, лучшую мою оперу, – то в свое время снова обращусь к Вашему Высочеству и буду просить Вас об оказании мне покровительства Вашего»[646].

Чайковский пребывал в крайне приподнятом настроении и в тот же день писал брату Модесту:

«Следовало бы начать с жалобы на отвратительную погоду, но ведь у вас, вероятно, такая же. Да притом я, в сущности, обожа-а-а-аю дурную погоду и никогда так бодро, хорошо и приятно себя не чувствую, как в осеннее ненастье. Впрочем, ветер всегда мой враг; а лишь бы его не было, мне все равно. <…> А впрочем, если правду говорить, то лучшие в мире оперы сочиняет П. И. Чайковский, а между его операми наилучшая, наигениальнейшая есть «Чародейка». Что ни страничка, то перл. <…> Курицы от холода прячутся в сарай и лениво бегут на крик: “путь, путь, путь!” Однако рыжая моя любимка является и велела тебе кланяться»[647].

Оперу «Чародейка» композитор так и не посвятил государю, но в это время он создал сочинения, связанные и посвященные августейшим особам. В августе композитор написал цикл Двенадцать романсов (соч. 60), которые посвятил императрице Марии Федоровне. «Еще весной Вел[икий] кн[язь] Конст[антин] Конст[антинович] говорил мне, что императрица желает, чтобы я что-нибудь посвятил ей, и вот я теперь это сделал»[648], – писал Петр Ильич.

Завершив романсы, посвященные императрице, композитор сочинил еще один цикл из шести романсов на стихи К. Р. – великого князя Константина Константиновича. Ему же Чайковский свой цикл и посвятил. С момента знакомства Чайковского и великого князя связывали теплые дружеские отношения. «В высших сферах, кроме благоволящих ко мне государя и государыни, у меня есть особенный, специальный покровитель, а именно Вел[икий] кн[язь] Константин Константинович. В это пребывание в Петербурге я нередко с ним виделся и бывал у него. Личность его необыкновенно обаятельна. Он талантливый поэт и недавно, под обозначением букв К. Р., вышел сборник его стихотворений, имеющий большой успех и расхваленный всеми газетными и журнальными рецензентами. Он также и музыкой занимается и написал несколько очень миленьких романсов. <…> Несмотря на всю мою застенчивость, особенно с людьми из высоких сфер, я чувствовал себя в среде этих симпатичнейших августейших особ совершенно свободно и в беседе с ними находил истинное удовольствие»[649].

В то же время Петра Ильича беспокоила судьба оперы «Черевички» – новой редакции «Кузнеца Вакулы», которая была запланирована для постановки в Большом театре в сезоне 1885/86 года, но в декабре 1885-го заболел дирижер Ипполит Альтани, под управлением которого «Черевички» должны были ставиться. Тогда Петр Ильич предложил в качестве дирижера себя: «Меня очень беспокоит судьба “Черевичек”. Альтани болен; я у него был дней 10 тому назад, и мне кажется, что он