Семь эпох Анатолия Александрова - Александр Анатольевич Цыганов

Позднее АП рассказывал своим: «Среди тех, кто выступал против Лысенко в Академии наук, Тамм всегда был, Арцимович всегда был, я был… Мы несколько раз выступали против Лысенки на собрании АН, и я помню, как после одного такого собрания, где выступили Арцимович и я, меня страшно поразило то, что биологи на это совершенно не реагировали. И поэтому после этого собрания я подошел к Энгельгардту и спросил его: «Скажите, пожалуйста, а как же это так, вот мы, собственно говоря, за вас воюем, а вы даже не поддерживаете эти наши выступления?» Он говорит: «Да потому, что мы знаем хорошо, что поднявший меч от меча и погибнет». [1, с. 189]

Не погибли. Наоборот, Анатолий Петрович довольно жёстко трепал Лысенко даже после того, как лично Хрущёв указал Курчатову не лезть не в своё дело, где тот, мол, при всём к нему уважении, неграмотен.

Это Хрущёв сказал. Грамотей. Курчатову.

Но не только Трофима Лысенко трепал Анатолий Александров, но и – руководство Академии наук, устранившееся от борьбы. Вот что значится в стенограмме выступления академика Александрова при обсуждении доклада тогдашнего президента АН СССР А.Н. Несмеянова об основных направлениях деятельности академии:

«Я хотел бы обратить ваше внимание на одну сторону этого доклада, касающуюся не моей специальности, – именно, на раздел, касающийся генетики…. Ведь положение, надо сказать, чрезвычайно серьёзное. Оно гораздо серьёзнее, чем о нём говорили. Дело в том, что у нас не только была задержана генетика на длительный период времени, но дело в том, что некому сейчас развивать дальнейшие работы по генетике… Ведь сейчас то, что проходят в вузах студенты, даже отдалённо не напоминает современный уровень знаний в области генетики. У нас сейчас нет никакой сколько-нибудь подготовленной молодёжи. Таким образом, мы не только сейчас отстали, но мы и не имеем возможности восполнить это отставание в течение, вероятно, десятка лет. …Мне бы хотелось, чтобы Александр Николаевич (Несмеянов) в своём заключительном слове всё-таки чётко сформулировал, какие же позиции занимает в этом случае Академия наук, собирается ли Президиум Академии наук и Александр Николаевич лично доложить правительству и ЦК о том, что здесь создалось аварийное положение, которое не только приводит к громадным убыткам в народном хозяйстве… Вы ответственны перед государством, как Президент Академии наук, за то, чтобы были кадры, была бы материально обеспечена и развивалась данная отрасль науки, а вместе с Вами и мы. И нам было бы стыдно это замалчивать». [411]

При этом за атомщиками стояла жёсткая, грубая, шершавая логика: жёсткие излучения, вообще радиация каким-то образом ведь действуют на биологические ткани и структуры? Действуют. И не только медикам из 6‐й больницы понимать надо, как действуют, но и с другой стороны необходимо зайти, со стороны физики. А значит, этот сектор исследований нуждался в грамотных учёных-биологах. Тем более что все уже понимают: радиационная биология – очень важное для атомной промышленности направление, так как нужно как минимум толком ведать, с какой опасностью приходится иметь дело.

Примерно так Александров и объяснял необходимость нового отдела главе Минсредмаша Славскому, людям в Научно-техническом совете ПГУ и другим, от кого зависело приготовление соответствующих правительственных решений. Ибо как раз ему Борода и велел договориться со своим «дружком» Славским, чтобы тот подписал распоряжение о создании при институте радиобиологического отдела.

И им удалось – в августе 1958 года вышло постановление ЦК КПСС и Совмина СССР «О работах в области биологии и радиобиологии, связанных с проблемами атомной техники». А что Курчатов сотоварищи недорезанных «менделистов-вейсманистов-морганистов» у себя пригрели – так у них своих биологов нет, вот и пригласили тех, кто без работы остался. Благодаря вам, Трофим Денисович! Благодаря вам биология в стране под лавкой сидит, и атомщикам самим приходится развивать её раздел радиобиологию.

Таким образом, в ИАЭ был создан совместный коллектив физиков и биологов, понимающих одни – биологические, другие – физические задачи. Из генетиков в РБО пригласили уволенных с кафедры генетики МГУ после августовской сессии ВАСХНИЛ С.И. Алиханяна, Р.Б. Хесина-Лурье, Н.И. Шапиро, а также ряд других известных представителей «реакционного направления в науке». От физиков туда пришли специалисты в области молекулярной физики Ю.С. Лазуркин и М.А. Мокульский, химики К.С. Михайлов и А.Н. Николенко, многие молодые сотрудники и инженеры. [411]

А во главе радиобиологического отдела по предложению И.Е. Тамма встал В.Ю. Гаврилов – учёный, который был не по зубам Трофиму Лысенко. Ибо тот не мог не понимать, что ему не обойдётся бескровно столкновение с дважды лауреатом Сталинской премии, что занимался ядерным оружием в Арзамасе-16 и разрабатывал атомные и водородные бомбы и специальные заряды для различных видов атомного и водородного вооружения в НИИ-1011.

Лысенко же интригу проспал, а когда попытался поднять волну в своём излюбленном духе селюкского стукача, на него просто не обратили внимания. И ведь притих Трофим, что характерно! Реально притих, не осмелился с ядерщиками драться!

Вот так атомщики и не дали окончательно разгромить генетику в Советском Союзе…

* * *

Академик Александров ещё раз посмотрел внимательно на окрашенную чёрным грузную – 16 тысяч тонн водоизмещения! – тушу ледокола. Вспомнилось, как в сентябре прошлого года, когда швартовные испытания судна были закончены и «Ленин» отправился на первое испытание в море, они стояли втроём на мостике с капитаном Павлом Акимовичем Пономарёвым и разработчиком котлов Игорем Ивановичем Африкантовым. И Пономарёв всё никак не решался сделать исторический шаг – отдать концы на выводивший его в море буксиром пароход «Профессор Попов» и начать собственное движение. Хотя электродвигатели винтов ледокола уже были под нагрузкой и слегка прокручивались.

Помог случай: «Профессор Попов» сбросил ход из-за заклинившего руля. И «Ленин» врубил свои моторы, оборвал тросы и пошёл обходить буксир, ложась на собственный курс.

Тогда как-то было не до внешних картинок. А вот теперь – ничего так. В сочетании с белой надстройкой получается даже красиво.

Впрочем, главное для ледокола не красота. Главное – прочность и мощность. Ради прочности пошли на значительные отличия по конструкции от других ледоколов отечественной постройки. Форштевень и ахтерштевень – лито-сварные, наружная обшивка ледового пояса при его толщине в 52 мм и прилежащие поясья сделаны из стали повышенной прочности.

А ради мощности установили три африкантовских реактора ОК-150. Вместе они представляли собою атомную паропроизводящую установку, от которой требовались повышенная, не менее одного процента в секунду, манёвренность по мощности, живучесть