Памяти солёная волна - Станислав Митрофанович Сахончик

санчасти, так как медиков это обычно не касалось. Ну, поставили в коридоре пару зелёных ящиков-укладок, приколотили таблички-указатели с красным крестом, забрали в «оружейке» автоматы, каски и противогазы – вот и вся подготовка!

Невозмутимый начмед, майор Кулешов, что-то писал в своём кабинете. Мишель, одетый в полевое офицерское хабэ – галифе пузырями, расстёгнутую гимнастёрку с пожёванными погонами (шерстяную полевую форму он сбагрил дембелям) – и мятую фуражку набекрень, позёвывая, созерцал ситуацию из окна второго этажа. В новенькой кобуре у него вместо табельного «Макарова» лежал облезлый игрушечный наган, стрелявший бумажными пистонами: однажды Мишель по пьяни приревновал соседа-прапорщика к своей жене и долго за ним гонялся, ведя беспорядочную и бесприцельную пальбу, переполошившую весь гарнизон Русского острова. С тех пор ему по указанию комполка никогда пистолет в руки не давали, и Мишель для заполнения кобуры и пущего эпатажа засовывал туда детский пугач.

Неожиданно Мишель удивлённо присвистнул, матюгнулся и помчался вниз: к нам направлялся полковник – начмед корпуса – с целой оравой офицеров.

Полковник медслужбы Лев Абрамович Танкелевич, по прозвищу Лёва-Танк, крупный мужчина брутальной внешности, в течение пятнадцати минут истерических воплей нагнал на нас такой жути, что даже бывалый наш майор стал напоминать по цвету боевое красное знамя. А Мишеля он просто-таки вывернул наизнанку в выражениях, далёких от парламентских, – и за «половую форму одежды», и за тельняшку, и за «чубчик кучерявый». Пообещав напоследок офицерам «порвать задницы на британский флаг» и «вывернуть матки», удовлетворённый Лёва заглянул в аптеку, где изысканно вежливо поприветствовал аптекаршу и галантно поцеловал руку зубной врачихе Лиде – признанной полковой красавице-блондинке, разбившей немало офицерских сердец.

За это время сопровождавшие его корпусные офицеры-медики с радостным азартом выпущенных на волю служебных собак, повизгивая от удовольствия, нарыли в лазарете кучу всяческих недостатков – от неуставных бирок на противогазах и старых тапочек на больных до отсутствия инструкции по постановке клизм в процедурном кабинете.

Мы всё это прослушали, стоя навытяжку и поедая глазами ретивых офицеров, ибо свято чтили мудрое изречение Петра Первого, гласящее, что «подчинённый перед лицом начальствующим должен иметь вид лихой и слегка придурковатый, дабы своей разумностью не смутить начальствующего». Получив общую «тройку», наш майор вместе с полковником и свитой удалились на командный пункт, оставив вконец раздосадованного Мишеля «на хозяйстве». Командный пункт располагался на вершине сопки, в мощных подземельях старого форта, и был окружён бетонированными рвами и казематами. На вершине из густого приморского тумана были видны только антенны релейной связи. Позывной КП был «Саман», и местные военные остряки передавали из поколения в поколение как пароль: «На “Самане” всё в тумане».

Мишель тихо исходил витиеватыми военно-морскими матами, «выпуская пар» в процедурном кабинете, когда раздался звонок телефона.

Из политотдела позвонил майор Запорожец с требованием от Лёвы-Танка прислать на командный пункт врача с санитарной машиной «на всякий случай». Мол, там много генералов, вдруг кому-то из них плохо станет. И заодно туалеты хлоркой обработать.

– Слушай ты, Жопорожец-Задунайский! – взъерепенился Мишель на старого своего приятеля и собутыльника. – Запомни, генералов много, а я, мля, один! Меня сейчас очень крупно поимели, и плохо сейчас только мне, мне, а не этим, мля, генералам! И вообще, я сейчас болен, у меня посткоитальная абстиненция, и я поеду, нет, я уже уехал в госпиталь! Так Танку и передай, по слогам: пост-коитальная аб-сти-нен-ция. Он сразу поймёт! А на КП пойдёт фельдшер с санитарной сумкой и пешком! Не царское это дело – целому капитану по сортирам хлорку размазывать!

– Стас! Быстро одеваться! По-боевому: каска, вещмешок, скатка, противогаз, сапёрная лопатка, автомат, подсумок, фляжка. Ещё – санитарная сумка, повязка с красным крестом на руку и канистра с хлоркой. Иди по дороге, да морда чтобы была самая несчастная, адекватно отражающая тяготы и лишения воинской службы. Как зайдёшь, сразу туалеты залей хлоркой – скажешь: то для профилактики дизентерии. Пару раз появись на глаза, оставь сумку шефу и быстро сматывайся!

И я, навьюченный военным скарбом как ишак, поплёлся на КП, но не по дороге (нема дурных вокруг сопки круги нарезать!), а по подземному ходу – старой потерне, тускло освещённой редкими лампочками, которая вела прямо в дизельный отсек и сокращала дорогу на КП почти втрое. Попутно избавился от лишнего барахла – притырил его в нише, оставив себе только автомат, магазины, санитарную сумку да хлорку. Прошмыгнув через грохочущий дизельный отсек, я нашёл на КП своего майора, кратко изложил ситуацию, отдал сумку и быстренько отвалил, на совесть залив сортиры раствором хлорки. Туда потом без противогаза долго зайти нельзя было! Тем же порядком быстро помчался вниз по ступенькам.

Мишель с кислым видом объявил мне «строгую благодарность с занесением в жалобную книгу ресторана «Челюскин» – и скоропостижно отбыл в город на «санитарке».

Учения кончились для полка хорошо, пограничные дивизионы «сбили» все учебные цели, генералы (после славного обеда с коньяком) уехали довольными. Лёва-Танк после коньяка тоже быстро отошёл и не стал особенно наезжать на майора за наши в принципе не такие уж и крупные недостатки. А обиженного на жизнь Мишеля пришлось ночью отлавливать в городе, на его любимой явочной квартире, и в бездыханном виде, завернувши в одеяло, транспортировать в часть.

То-то он был удивлён, увидев поутру вместо лица своей подружки наши, уже изрядно ему приевшиеся радостные физиономии. Майор сделал угнетённому духом Мишелю обычную ритуальную «клизму», протекавшую в неофициальной обстановке аптеки, после чего Мишель также ритуально поклялся этого больше не делать. Хотя оба прекрасно знали, то всё останется по-прежнему.

Пополнение

В часть прибыло новое пополнение – бритые наголо испуганные пацаны с цыплячьими шеями, в мешковатой, ещё не обмявшейся форме и колом стоящих кирзачах.

Начался карантин и курс молодого бойца. На третий день всем начали заполнять медицинские книжки, проводить медосмотр и делать положенные прививки.

Мы с Мишелем, облачённые в белые халаты, сидели на приёме и потихоньку развлекались, заполняя книжки и глядя, как юные воины пачками валятся в обморок при виде шприца.

– Гляди, Стас, кого только тут нет, один, мля, смешней другого, – удивлялся капитан, разглядывая список. – Сплошь немцы – Гартман, Швальб, Классен, Герклец. Один испанец – Мартинес. Даже итальянец вроде – В. К. Понини… Так, В. П. Пырэу – этот вроде чукча. А уж узбеков, мля, – язык поломаешь… Ты смотри, а у молодняка даже Рокоссовский и Малиновский есть! Ладно, давай их всех сюда по алфавиту.

И пошла потеха…

– Абдурахманов!

Вошёл худой узкоглазый парнишка с испуганным взглядом.

– Имя?

– Насралла.

– Национальность?

– Уйгур.

– Ну ни хрена себе, такой молодой, а