Оттепель. Действующие лица - Сергей Иванович Чупринин

Ознакомительный фрагмент

Детство в этой взбаламученной среде вообразить нетрудно. Легко представить себе и отрочество — вывезенный из блокадного Ленинграда, Г. восемь лет промыкался в детских домах, потом с 1950 по 1953 год жил в Риге у дяди, профессионального военного, отношения с которым у него сразу же стали мучительно тяжкими.

А дальше юность — отделение журналистики Ленинградского университета (1953–1959), круг таких же, как и он сам, молодых талантов, первые пробы в стихах, в прозе. И, конечно, несчастная любовь, так что Г. даже травился люминалом и вынужден был на год уходить в академический отпуск. Что до профессиональной карьеры, то она с самого же начала не заладилась — год после выпуска прослужив в рижской комсомольской газете, Г. нигде больше толком не работал: чуть-чуть в многотиражке «Советский учитель», чуть-чуть в сортавальской школе рабочей молодежи, еще чуть-чуть на мебельной фабрике…

Большого значения этим неуспехам, равно как и хроническому безденежью, бытовой неустроенности, Г., впрочем, не придавал. Главное, что один за другим шли рассказы, ни на кого не похожие, и они даже начали понемножку печататься: «Песни на рассвете» в коллективном сборнике «Начало пути» (1960), «Дом на окраине» в альманахе «Молодой Ленинград» (1961).

Их заметили. Как вспоминает Б. Иванов, в комнатушку на ул. Желябова[848], которую Г. получил как бывший детдомовец, «потянулась молодая литературная братия». «К 1962 году его слава среди нас была безмерна», — подтверждает А. Битов[849], и только ли среди ровесников была эта слава? Беспомощного молодого гения берет под свою опеку Т. Хмельницкая, интерес к нему проявляют Л. Гинзбург, Н. Берковский, Ф. Абрамов, Д. Дар, И. Серман, а В. Панова и вовсе объявляет Г. «талантом бесспорным, зрелым, надеждой всей русской литературы»[850].

Пора бы и книгу издавать, и она уже готова, уже стоит в плане выпуска на 1963 год, однако издательский рецензент Н. Ходза находит, что «книга лишена сейчас жизнеутверждающей силы, наступательного духа, атмосферы современности», а потому «выпустить книгу Грачева в представленном виде значит не только оказать плохую услугу читателю, но и поставить под удар молодого одаренного писателя»[851].

Другой бы ради книги согласился на компромиссы: что-то убрал, что-то переписал или дописал. Другой, но не Г. Так что, — вспоминает А. Битов, чей дебютный сборник «Большой шар» был в том же издательском плане 1963 года, — «я пошел на то, чтобы в книжку вошло то, что можно было тогда напечатать. Рид же стоял на том, чтобы выпустить книгу на реальном собственном уровне, либо никак. У меня книжка вышла, у него — нет»[852].

Катастрофа? Да, конечно. Еще, казалось бы, не полная — Г. по приглашению Е. Эткинда пишет эссе о П. Верлене и А. де Сент-Экзюпери для сборника «Писатели Франции» (М., 1964), берется за переводы, предлагает (правда, безуспешно) в том же 1964 году повесть «Адамчик» в журналы «Нева» и «Юность», а рассказ «Ничей брат» так даже и проскакивает в журнале «Звезда» (1965. № 12). И книга «Где твой дом» — пусть обструганная цензурой и редактурой, всего восемь рассказов — в 1967 году все-таки выходит, и в Союз писателей его наконец-таки принимают…

Но поздно, поздно… В 1965-м Г. впервые забирают в психиатрическую лечебницу, потом все чаще и чаще. Наследственность ли виновата, жестокое ли избиение дружинниками в ночь с 9 на 10 июня 1965 года, когда, — как запомнилось самому Г., — били кулаком по голове, не оставляя следов, и «в результате — контузия со всеми ее прелестями». У него, — еще 5 января 1966 года заметила Т. Хмельницкая в письме Г. Семенову, — «душевная агорафобия — чувство предельной незащищенности»[853].

Г. пытаются спасти всем миром. С. Довлатов берется собирать на прокорм нищему собрату по трешке в месяц у 26 питерских писателей, а И. Бродский в 1967-м составляет «Охранную грамоту»:

Риду Иосифовичу Вите (Грачеву) для ограждения его от дурного глаза, людского пустословия, редакторской бесчестности и беспринципности, лживости женской, полицейского произвола и всего прочего, чем богат существующий миропорядок; а паче всего — от всеобщего наглого невежества.

И пусть уразумеет читающий грамоту сию, что обладатель ея нуждается, как никто в Государстве Российском, в теплом крове, сытной пище, в разумной ненавязчивой заботе, в порядочной женщине; и что всяк должен ссужать его бессрочно деньгами, поелику он беден, ссужать и уходить тотчас, дабы не навязывать свое существование и не приковывать к себе внимание. Ибо Рид Вите — лучший литератор российский нашего времени — и временем этим и людьми нашего времени вконец измучен.

Всяк, кто поднимет на обладателя Грамоты этой руку, да будет предан казни и поруганию в этой жизни и проклят в будущей, а добрый — да будет благословен[854].

Но поздно, поздно… Во второй половине 1960-х в промежутках между госпитализациями[855] Г., как открылось недавно, завершает перевод или, лучше сказать, переложение книги А. Камю «Миф о Сизифе». Пишет и свое — правда, прозу уже только изредка, а что-то вроде импровизированных трактатов о своей «лютой ненависти к пошлости, ко всему, что деформирует и уродует человеческую личность», о том, что «людей вокруг меня покинула любовь». И жаль, — говорит Б. Иванов, — что эти эссе «одинокий, ослабленный болезнью, он не решается пустить по рукам или предоставить зарубежным журналистам»[856].

«Потом, — подытоживает О. Юрьев, — остается лишь вечное переделывание нескольких „последних текстов“, потом иссякает и оно…»[857]

Вот уж истинно «темен жребий русского поэта». Но закончить стоит не жалкими словами о том, как Г. медленно, хотя и под присмотром двух верных ему женщин, умирал в инвалидном кресле, а сценкой, запомнившейся Г. Горбовскому:

Последняя встреча с этим человеком была у меня… в сумасшедшем доме, куда я попал с белой горячкой. Как сейчас помню: по коридору бывшей женской тюрьмы идет мне навстречу Рид Грачев и, несмотря ни на что, улыбается. Не мне — всему миру[858].

Соч.: Ничей брат: Эссе, рассказы. М.: Слово, 1994; Письмо заложнику. Сочинения. СПб.: Изд-во журнала «Звезда», 2013; Сочинения. СПб.: Изд-во журнала «Звезда», 2014.

Лит.: Иванов Б. Рид Грачев // История ленинградской неподцензурной литературы: 1950–80-е гг. СПб.: ДЕАН, 2000; Арьев А. Рид Грачев и «Миф о Сизифе» // Звезда. 2020. № 5.

Грибачев Николай Матвеевич (1910–1992)

Биография Г. — услада для советского кадровика. Родом из брянской деревни. Окончил гидромелиоративный техникум и заочно два курса Литературного института. Работал журналистом в партийной печати. Был — в возрасте 24 лет — делегатом I съезда писателей. Участвовал в освободительном походе на Западную Белоруссию, в