Нестор Махно - НА ЧУЖБИНЕ 1923-1934 гг. ЗАПИСКИ И СТАТЬИ

Касательно же вопроса: «Зачем было пользоваться всей той работой, которую я, - выкрикивает Волин, - ценой больших усилий и жертв, проделал, в бытность мою уже в Берлине, чтобы вырвать его (т. е. меня) из Данцигской мышеловки? - я должен сказать многое. Во-первых, мне вопрос этот кое-что говорит о жертвенности Волина совсем не в его пользу, как бы он этой жертвенностью не прикрывался. Во-вторых, он помогает мне точно установить и здесь, в этой жертвенности, которою он козыряет, плутни Волина.

Итак, в чем заключались усилия и жертвы Волина, во время устройства мне побега товарищами, проживавшими в Данциге, из данцигской городской больницы, а, спустя 40 дней и из самого Данцига?

Усилия и «жертвы» Волина заключались, во-первых, в переписке и пересылке денег, которые ему направлялись организациями и Александром Беркманом, и, во-вторых, в обещаниях, которые он обыкновенно не выполнял...

Побег был устроен без ведома Волина. Когда тов. из Данцига написали Волину, что я уже на воле, необходимо ускорить обещанный документ для меня, то Волин ответил им, что они форсировали побег мой, нужно было бы обождать еще. А для чего? Никто из нас не мог понять его безответственной болтовни.

Когда же товарищи ему, Волину, написали, что положение мое на нанятых нелегальных квартирах таково, что медлить с вызовом меня из Данцига нельзя, меня могут схватить и препроводить в какую-нибудь крепость, откуда вырваться не представляется никакой возможности, и вы, - заметили товарищи Волину, - постарайтесь больше делать, чем обещать, в направлении того, чтобы помочь Нестору выбраться из Данцига... На это Волин сразу же прислал им письмо, что он отказывается от этого дела. Товарищи с этим письмом прибежали ко мне сердитые и взволнованные. Это заставило меня написать Волину ответ на его письмо.

Я ему писал: «Дорогой дедушка, вы пишете, что вы отказываетесь от ведения порученного вам организацией дела помощи мне выбраться из Данцига. Я просить вас не буду. Мне очень надоело слышать от вас обещания и невыполнение. Уходите к черту от дела. Но пришлите мне 75 долл., которые тов. Карнук прислал на ваш адрес для меня из Северной Америки от 24 ноября 1924 года. Эти деньги здесь нужны и т. д. (мое письмо к Волину из Данцига от марта 1925г.).

Волин прислать эту сумму денег не мог. Он ее истратил на себя. И это принудило его смягчить свой тон перед молодыми товарищами, переписывавшимися с ним по делу моего побега и вызова меня из Данцига, и продолжать переписываться с нами в том же безответственном духе обещаний прислать паспорт мне и т. д.

Так я просидел на нелегальных квартирах больше месяца. За это время Волин прислал одного тов. из Гамбургских индивидуалистов, чтобы вывезти меня из Данцига морем. А вслед за ним Фельдман и Волин прислали нам еще одного нелегального человека, тоже помочь мне выбраться. Этого последнего я с товарищами решил отослать обратно. Но он заявил, что мы обязаны его вывезти вместе с собой, так как он нелегальный и обратно пробираться не может, кроме как нелегальным путем. Помню, какой обузой был этот человек для всех нас и как мы сердились и смеялись в то же время над Волинским «содействием».

Но и гамбургский товарищ ничем не помог нам. Он как будто имел какую-то связь в Данциге. Но по этой связи его как-то странно надули. Он заплатил хозяину катера, на котором предполагалось вывезти меня морем из Данцига в Штетин (Германия), наперед 300 марок золотых. Но хозяин этого катера на другой день не явился на свидание и лишь передал через жену свою, что он все деньги за ночь пропил и от стыда не может явиться нам на глаза...

После этого товарищи попробовали еще один путь переезда моего из Данцига в Германию непосредственными силами. Он тоже оказался неудачным. Это все вызывало у нас ненависть к обещаниям Волина прислать паспорт, и я решил не обращаться и ничего не писать в Берлин к Волину, и идти с одним товарищем, который все время также жаждал выбраться из Данцига в центры Европы, через польскую территорию в Германию. И мы в один вечер ушли, захватив с собою и нелегального человека, присланного из Берлина...

Так я добрался до Берлина. И только в Берлине уже т. Фельдман сообщил Волину, чтоб он пришел встретиться со мной...

Таковы в действительности «усилия» и «жертвы» Волина на пути содействия мне выбраться из «Данцигской мышеловки».

Можно ли ими похваляться? Я говорю - нет. Есть люди, которые имеют основания говорить о своем содействии мне на этом пути, но только не Волин. Для Волина в этом не было ничего искреннего и преданного. Он действовал здесь, желая не отставать от других, но всегда с особой бухгалтерской предосторожностью ограждал себя именно от усилий и жертв!

Вопрос о моем побеге из Данцига в свое время будет освещен полностью. Но уже из этого краткого освещения его видно, какая мелочная, расчетливо-торгашеская душонка у Волина!..

Он ставит мне и перед читателями своего лживого «разъяснения» вопрос о своих «великих» усилиях и жертве, затраченных им когда-то в интересах моей свободы.

Какой стыд! Какой позор! - Революционный работник, принявший поручение организации вести со мной переписку и своевременно оказывать мне нужную помощь в организации побега, нет! К мысли о побеге я и Александр Беркман пришли без Волина в нашей переписке, и Волин был привлечен к этому после... Волин был посредником между мной и организацией. И до того, пока я с Беркманом пришел к окончательным выводам, что только побег даст возможность мне выбраться из Данцига в то или иное из западных государств, Волин имел от моего имени дела с одним товарищем адвокатом, хлопотавшим мне визы... И вот, сделавши на копейку (притом все, что он делал, он делал за счет организационных средств то «русской группы за границей», то получаемых А.Беркманом... и выдаваемых ему), а кричит о цене «великих усилий и жертв».

Что это? Не хамство ли запутавшегося во лжи человека. Впрочем, на такого рода «разъяснения» он только и мог проявить свою «политическую мудрость» перед теми, кто его воодушевлял своими обещаниями целиком поддержать в выступлении против меня с протестом. И раз этот несчастненький человечек был воодушевлен своими друзьями, он естественно нашел в себе максимум антиреволюционности и иезуитского хамства лгать своим друзьям, лгать всем, кто вообще сможет прочесть его «разъяснение», лгать о том, что он не знал, что т. Голик был нач. армейской контрразведки, не знал, его, Волина, сопровождали контрразведчики в Кривой Рог, лгать, что его мандат-удостоверение было ему выдано 29-го декабря 1919 года, а не месяц раньше, лгать, что повстанческая армия встретилась с красной армией под город. Александровском около 15-го января 1920 (в то время, как она встретилась в 20 числах декабря 1919 года), и что, наконец, у него не было никакого следственного «дела» на Украине при его аресте властями 14-ой красной армией и т. д. - Раз он перед всем этим не останавливается и лжет, то чего же ему не трепануться также безответственно и цинично и о своих «великих» «усилиях и жертве» в деле содействия мне выбраться из «Данцигской мышеловки». Тем более, что невежественной публики не оберешься, вся она кричит, что Махно оговорил Волина и пр.