Петр Стефановский - Триста неизвестных

Кабина, что и говорить, удобная. Все в ней размещено сподручно, разумно, по-туполевски. Запустил двигатели - и взлетай. Но машина не хочет взлетать, несется и несется по полосе. Прежде чем подняться на крыло, отмахала по земле неслыханно большое расстояние. Почти таким же долгим оказался у нее и пробег после посадки. В воздухе Ту-14 Р вел себя вполне прилично.

В один из осенних дней забрались мы с Николаем Петровичем на потолок и приступили к бомбометанию. Я включил автопилот и передал управление штурману. Теперь все зависело от него. Мне оставалось лишь следить за точным сохранением высоты.

Видимость отличная. Все идет нормально. Посмотрел в сторону штурмана - что за чертовщина! Он снял шлем, кислородную маску и преспокойно работает со своей хитрой аппаратурой, отправляя на полигон бомбу за бомбой. И это на высоте 12 тысяч метров! Малейшее нарушение герметизации, и он в лучшем случае потеряет сознание...

Никакими ухищрениями не могу привлечь внимание Цветкова. Он продолжает действовать, то и дело докладывая:

- Бомба справа... слева... впереди... сзади... точно в цели.

Когда возвратились из полета, я начал распекать Николая Петровича.

- Попробуй прицелься в шлеме и маске, - отвечал он. - Боялся садануть по какой-нибудь деревушке.

Что ему возразить, если он прав. Маска действительно еще далека от совершенства.

- И все-таки нарушать инструкцию ты не имел права, - ворчу уже чисто по инерции. - Должен был доложить. Прервали бы испытания...

Цветков раскатисто захохотал:

- Прервать испытание из-за какой-то маски? Придет же такое в голову...

Ну что с ним поделаешь? Задание для него свято. Старый испытатель, не раз был в тяжелых переплетах.

Наступил черед полетов с открытым люком. Поначалу натерпелись мы страху. Прибавишь скорость, и самолет наполняется невообразимым гулом, начинает весь вздрагивать. Кажется, вот-вот что-нибудь отвалится. Постепенно привыкли. Воющая машина оставалась исправной. Приступили к выбрасыванию макета парашютиста с действующим парашютом. Нужно определить, на каком расстоянии, в зависимости от скорости, проходит он под хвостом самолета. Замер выполняла кинокамера. Расстояние оказалось вполне приемлемым. Испытание закончилось прыжком парашютиста-испытателя.

Самое трудное началось, когда перешли к ночным полетам. Ночи стояли темные. Появляющаяся к вечеру дымка совсем закрывала горизонт. Приходилось пилотировать экспериментальный реактивный разведчик исключительно по приборам. Управление машиной затруднялось и высокой температурой в кабине - свыше двадцати пяти градусов. Лицо и руки быстро покрывались потом. Истинно в поте лица добывали мы свой хлеб!

Еще труднее было во время посадки. Самолет с огромной скоростью проносится мимо мелькающих фонарей "летучая мышь", обозначающих границы взлетно-посадочной полосы. А ты с натянутыми до предела нервами ждешь, когда "разуется" самолет. Применявшиеся в то время покрышки не были рассчитаны на новые повышенные нагрузки, и резина выходила из строя через три-четыре посадки. После деформации колес самолет, высекая снопы искр, скрежетал голыми дисками по бетонке и упорно уходил с полосы. Удержать его было весьма нелегко. И не удерживать было нельзя: на аэродроме проводилась планировка - справа и слева ямы и кучи земли.

Как бы там ни было, Ту-14 и Ту-14 Р прошли испытания. Но ни тот, ни другой мы не смогли рекомендовать Военно-Воздушным Силам. Сухопутная авиация остановила свой выбор на проходившем испытания опытном бомбардировщике Ил-28 конструкции С. В. Ильюшина. Он обладал лучшими взлетно-посадочными свойствами, был проще в эксплуатации. Вскоре Ил-28 начали выпускать массовой серией. Он долгое время оставался основной боевой машиной фронтовой авиации.

Конструкторское бюро А. Н. Туполева переоборудовало самолет Ту-14 в торпедоносца. Вместо трех установили два более мощных реактивных двигателя ВК-1. Небольшая серия этих машин была построена для Военно-Морского Флота и с успехом выполняла свое назначение.

* * *

Вот уж поистине не знаешь, где найдешь, где потеряешь. Федор Федорович Опадчий одним из первых вступил в добровольческий полк летчиков-испытателей. Дрался с врагами отчаянно, не на жизнь, а на смерть. Потом, как и многих других летчиков-испытателей, его срочно отозвали с фронта и направили на прежнюю работу.

В институте Опадчий получил задание подготовить авиационную разведывательную группу особого назначения. В нее входило двенадцать немецких самолетов: по три Ю-88, До-215, Ме-110 и Ме-109.

Подготовка экипажей проходила на аэродроме, позволявшем выполнять полеты только в двух направлениях. Это весьма усложняло обучение.

В одном из очередных полетов командир группы Ф. Ф. Опадчий проверял готовность летчика Леона и инженера Агинаги. На взлете возник пожар в самолете. После приземления Агинага и Опадчий выбрались из горящей машины, а Леон не смог: у него была сломана нога. Не раздумывая, Федор Федорович бросился к охваченной пламенем кабине и вытащил пострадавшего летчика. Но сам обгорел очень сильно.

Полтора года длилось лечение. Потом медицинская комиссия вынесла тягчайший для летчика приговор: к летной службе и парашютным прыжкам не годен.

Каждый месяц Опадчий продолжал ходить на комиссию. Но врачи оставались непреклонными.

Шла война. На фронте даже раненые не всегда покидали передовую, а здесь, в тылу, совершенно выздоровевшему боевому летчику не разрешали заняться любимым делом. Доведенный до отчаяния, Федор Федорович решил пойти на хитрость. Выданную медкомиссией справку он так вшил в свое личное дело, что находившаяся с краю приставка "не" оказалась в корешке. Теперь документ гласил: "годен к летной службе, парашютным прыжкам".

Министерству авиационной промышленности потребовались опытные специалисты. В 1943 году Федор Федорович устроился в конструкторское бюро В. М. Мясищева и оказался вполне годным к летной службе. Позднее он перевелся к А. Н. Туполеву.

Тем временем кончилась война. Начали появляться другие самолеты. Федору Федоровичу поручили испытывать новый семидесятиместный пассажирский лайнер Ту-70 с четырьмя тоже опытными моторами М-73. Каждый из них был снабжен двумя турбокомпрессорами.

Как-то в полете при снятии максимальных скоростей по высотам, из-за недоведенности системы турбокомпрессоров, произошел перенаддув моторов, и они, все четыре, разрушились. Это случилось на высоте 4200 метров. Ранее Федору ни разу не приходилось пилотировать громадный корабль без моторов. И все-таки он поистине мастерски посадил гигантский лайнер на фюзеляж, в глубокий снег. Опытный образец машины остался не поврежденным.