Памяти солёная волна - Станислав Митрофанович Сахончик

работали кое-как. Так что, в случае прохождения по горящей нефти, был шанс красиво поджариться. А то, что бот не горючий, – так ведь, ежели сковородка и не горит, рыбе-то от этого не легче!

С большим удовольствием моряки наконец-то ступили на родную палубу, знакомую до последней заклёпки. Поздно вечером на корме подводили итоги, оказавшиеся неутешительными: хитрые «садыки» всучили нам высохшие косметички и всякого рода «арабские» сувениры, оказавшиеся дешевыми тайваньскими подделками. На следующий день желающих посетить Ходейду больше не было. Кроме того, рядом на якорь встало ливанское судно, гружённое живыми баранами для паломников в Мекке, и их беспрерывное блеяние и нестерпимый запах скотобазы отнюдь не способствовал хорошему настроению.

Общее уныние прервало появление баржи с фруктами и овощами, закупленными для нашей базы на Дахлаке. Сыграли аврал, быстро покидали всё в трюм.

К вечеру танкер, в охранении сторожевых кораблей «Летучий» и «Ревностный», к общей нашей радости снялся с якоря и вышел в Красное море. Капитан, передвинув рукоятку машинного телеграфа на «полный вперёд», лаконично выразил общее мнение:

– Ну, всё! Сюда я больше не ездец!

Пунктир рекомендованного курса на затёртой штурманской рабочей карте упирался в знакомую до слёз бухту Губбет-мус-Нефит, на остров Нокра.

Позади остались долгих одиннадцать месяцев рейса, впереди нас ожидали ещё семь. Впереди были остров Маврикий, Сейшелы, архипелаг Диего-Гарсия, созерцание пингвинов и прочие прелести бродячей морской жизни. Это был самый длинный рейс в истории 31-й бригады. Но мы этого, к счастью, тогда ещё не знали…

Угонщик поневоле

Танкер «Владимир Колечицкий» ТОФ возвращался с почти годичной боевой службы в Индийском океане в родной Владивосток. Ещё в Камрани экипаж стало одолевать нетерпеливое чувство ожидания, все просто жаждали скорее сойти с изрядно осточертевшего парохода на землю и разбежаться по домам, где их ждали родные, жёны и дети.

Меня, как человека тогда холостого, никто на берегу особо не ждал – краткосрочные, ни к чему не обязывающие романы не предполагали трогательных встреч после разлуки. Поскольку в отпуск на далёкую родину я рассчитывал поехать примерно через полмесяца, пришлось строить планы на то, как достойно эти полмесяца провести.

В мечтах представлялся визит в институт, на бывшую мою кафедру, чинная встреча с деканом, несколько походов в театр и возможное знакомство с порядочной дамой с целью романтических отношений. Дальше – на самолёт и к родителям! И никаких там кабаков и пивбаров (ну разве что ритуальный поход всем экипажем в ресторан «Челюскин») в разлагающей атмосфере холостяцких гулянок!

Пора становиться солидным человеком, а не морским скитальцем «без руля и ветрил»… Такие вот правильные мысли посещали голову, пока танкер неуклонно сокращал сотни миль, остававшихся до Владивостока.

Пройдя Цусимский пролив и дождавшись тихой солнечной погоды, капитан решил немного подкрасить пароход, чтобы достойно выглядеть в базе. Экипаж яростно накинулся на потёки ржавчины на палубе и корпусе. В принципе, сам пароход мы полностью красили за службу аж на два раза, и выглядел он вполне прилично. Не то, что рыбацкие ржавые лайбы. Однако окончательный военно-морской лоск навести было необходимо, и нам это в полной мере удалось. Танкер засиял как новенький…

Дальше был короткий переход до Владивостока, швартовка на 33-м причале, оркестр, поздравления от командования флота, толпа радостных родственников…

Нас, холостяков, сразу определили на стояночную вахту – чтобы не расслаблялись и дали остальным насладиться встречей с семьями. Через пару часов пароход опустел, все, кто мог, разбежались по городу, оставив только вахту и «обеспечивающего» в лице первого помощника Леонтьича, откровенно загрустившего по этому поводу.

Вахта прошла спокойно: всё же 33-й причал – в центре города, да ещё напротив «Пентагона» (штаба флота), это режимная территория, и чужие люди за двойное кольцо патрулей туда просто не прорвались бы.

Утром пришла команда переходить на мыс Голдобина, там заправиться топливом и перейти на мыс Артур, на постоянное место стоянки. Праздники кончились, не успев начаться… На флоте бабочек не ловят! Танкер, находящийся в исправном состоянии, должен быть в полной боевой готовности к выходу в любой момент независимо от морального состояния экипажа.

Сдав утром вахту третьему помощнику, я сгонял в сауну, вздремнул в каюте и начал строить планы на правильную жизнь.

Пункт первый плана состоял из визита в мединститут – наш бывший декан Александр Макарович Гусев (коего мы почитали как отца родного и между собой уважительно именовали Макарычем) нынче заведовал там кафедрой нормальной анатомии (есть ещё и «ненормальная», то бишь патологическая).

Переодевшись в приличный югославский костюм и голубую рубашку с галстуком, побрызгавшись французским одеколоном, я сошёл, поскрипывая новенькими башмаками, с трапа на родную землю. Настроение было приподнятым, в «дипломате» приятно побулькивала бутылочка ликёра «Баллантайнз» и лежали кое-какие заморские сувенирчики для знакомых преподавателей института. Всё же три года там отработал на благо медицинской науки, знакомых много…

Позвонил с ближайшего автомата в институт. Макарыч обрадовался и пригласил пожаловать на 16 часов к нему в морг. Юмор такой у медиков, специфический.

Сел на трамвай и через полчаса уже подходил к зданию «анатомки» на улице Некрасовской.

– Привет, бродяга! – Макарыч был, как всегда, немногословен. – С чем пожаловал? Всё тебя носит где-то по свету, нет, чтобы, как приличный человек, диссертацию защитил, семьёй обзавёлся!

Как всегда беззлобное ворчание Макарыча вызывало только добрые чувства – кто-то о тебе, непутёвом, ещё на этом свете заботится, кроме далёких родителей.

– Да ладно вам, ну не вышел из меня учёный, что ж теперь… Поплаваю ещё маленько и уж потом решу, как дальше жить.

– Ну, давай, рассказывай: где был, чего видел, кого из наших докторов встречал?

И вот так, за столиком с нехитрой закуской, с уважаемым человеком побеседовали «за жизнь», уговорили бутылочку разведённого медицинского спирта (иного Макарыч не признавал, ликёр презентовали ассистенткам) и, слегка «на взводе», расстались через пару часов, вполне довольные друг другом.

Вышел я на улицу в отличном настроении, слегка под хмельком, жизнь казалась прекрасной и удивительной, женщины одна красивее другой.

Ехать на мыс Голдобина (другой конец города) общественным транспортом не очень улыбалось, деньги были – решил тормознуть такси или частника.

На поднятую руку сразу отреагировал новенький «жигулёнок» шестой модели, с визгом притормозивший прямо возле меня.

– Куда катим, начальник? – спросил здоровенный краснолицый дядя, сидевший за рулём.

– На Голдобин, к нефтебазе. Давай через «Голубинку», короткой дорогой. (Голубиная падь, один из районов Владивостока).

– Да ну нахрен! Сейчас, как белые люди, по центру рванём! – заржал дядя и утопил педаль газа. Машина, шустро лавируя, неслась по Океанскому проспекту, вызывая