Жребий Пастыря. Жизнь и церковное служение патриарха Московского и всея Руси Тихона (Белавина). 1865–1925 - Михаил Иванович Одинцов

15 августа в Троицкое подворье пришли два представителя общественного Всероссийского комитета помощи голодающим (Помгол) – Н.М. Кишкин и С.Н. Прокопович[314]. За чаем с липовым медом шел разговор о возможном участии церкви в работе Помгола. Разговор был долгим, но заключительными словами патриарха были: «Это дело нужно делать; я вас благословляю на него и сам буду содействовать ему. О дальнейших моих шагах в этом направлении Комитет будет извещен».

Через день, 17 августа, в Комитет поступило Воззвание патриарха о помощи голодающим. Патриарх просил отпечатать его в 100 000 экземплярах для распространения во время всенародного моления в храме Христа Спасителя, намеченного на 18 августа. Одновременно патриарх просил Комитет взять на себя хлопоты по печатанию Воззвания и испрошению у власти разрешения на патриаршее служение в назначенный день. Тотчас Воззвание было направлено в Совнарком. Спустя некоторое время в Комитет позвонил Л.Б. Каменев. Он начал горячо и громко кричать в трубку:

– В таком виде Воззвание напечатано быть не может. Попросите патриарха выкинуть слова: «Молитвою у престола Божия, у родных святынь, исторгайте прощение Неба согрешившей земле». – Что это такое? Какой согрешившей земле? Мы не можем печатать весь этот мистический бред!

– А мы, – ответил член Комитета, – не можем цензуровать патриарха… И Вам, Лев Борисович, не советуем… У каждого свой язык… Комитет убедительно просит вас не касаться воззвания. Просим вас оставить его в том виде, в каком оно написано рукою патриарха.

– Дам ответ, – сердито пробурчал Каменев.

Правда, более он не позвонил. Воззвание отпечатали в первозданном виде и привезли в условленный день, 18 августа, к храму Христа Спасителя. В пять часов вся площадь перед ним была заполнена народом. Люди стояли молча, плотно прижавшись друг к другу, в глазах читалась сосредоточенность, будто ждали какого-то решающего шага или призыва. На паперти стояли люди с тарелками. Они раздавали патриаршее Воззвание о помощи голодающим. В ответ на тарелки ложились банкноты и монеты. Как потом было подсчитано – собрано было 10 млн рублей. Службу возглавлял патриарх – страшно бледный, в светло-голубом одеянии. Служба шла очень медленно, необъяснимо прерываясь паузами с абсолютным молчанием священнослужителей, причта, хора… В эти моменты то тут, то там можно было слышать рыдания. Патриарх стоял неподвижно, точно застывшее бледное изваяние… Затем снова продолжалась служба… Тихий, слабый голос Тихона призывал к молитве… милосердию… подвигу – во всеобщее единение. Кончилась служба, и патриарх говорил речь: о голоде, о служении страждущим… Опять рыдания… По окончании речи патриарх сделал знак и к нему для благословения вереницей стали подходить люди. Патриарх стоял, благословляя, несколько часов, до полного изнеможения. А народ все шел и шел…

Образованный по почину патриарха Церковный комитет помощи голодающим сотрудничал непосредственно с Помголом. Кое-где в храмах по примеру столицы стали собирать средства в поддержку голодающих.

Однако в конце августа 1921 г., когда еще трудно было говорить о конкретной реальной помощи голодающим со стороны церкви, ВЦИК распустил Помгол, а, соответственно, должен был прекратить свою работу и Церковный комитет помощи голодающим. Можно предполагать, что в основе такого решения, во-первых, мнение о «недопустимости» установления «в обход государства» каких-либо связей с заграницей; во-вторых, установление всеобщего государственного контроля над делом спасения голодающих и оказанием разнообразной помощи пострадавшим от голода районам и, пожалуй, в-третьих, намерение членов Комитета выехать, прежде всего, в Европу для сбора средств в поддержку голодающих и отказ выехать в голодающие регионы для оказания помощи на местах.

Не без колебаний, но все же советское правительство обратилось за помощью к правительствам и общественности западных стран, хотя и осознавало, что определенные круги на Западе, как и русская эмиграция, неизменно попытаются использовать голод в политических целях. Об этом в августе 1921 г. в своих «тезисах о голоде» для Политбюро и ЦК писал и размышлял Лев Троцкий. В «империалистических кругах» он выделял две разнонаправленные тенденции в вопросе о помощи страдающей в муках голода России: одни не хотели помогать и надеялись, что голод приведет к падению советской власти, а потому готовы были к новым «интервенционистским планам»; другие, хотя и не испытывали симпатии к Советской России, но видели экономическую выгоду в развитии с ней отношений, а потому можно было надеяться на предоставлении с их стороны торгово-экономической помощи.

Что же касается русской белой эмиграции, то, как писал Троцкий – она воспринимает голод как последний шанс «свалить советскую власть», а потому увязывает возможную помощь голодающим с новыми планами иностранной интервенции, с надеждами на волнения голодающих и террористические акты. «Отношение белогвардейщины к делу помощи, – заключал Троцкий, – совершенно очевидно: если бы в их руках был конец фитиля, при помощи которого можно было бы взорвать 90 % рабочих и крестьян, чтобы подчинить себе 10 % остальных, белогвардейцы, без колебания поднесли бы к фитилю огонь»[315]. Последующие события показали, что Лев Троцкий на этот раз во многом оказался прав.

Осень 1921 г. подтвердила чрезвычайность положения. Хлеба было собрано менее половины от обычного для этих мест урожая. В тисках надвигающегося голода оказалась территория с населением более чем 31 млн человек. Каких-либо крупных запасов зерна страна не имела. Уже первые попытки закупить продовольствие или получить кредиты и займы в странах Западной Европы и США показали, что в условиях проводимого ими в отношении России политического и экономического бойкота, осуществить это будет чрезвычайно трудно. Рассчитывать можно было лишь на отдельные частные кампании, да на благотворительные организации и движение солидарности среди трудящихся Запада. Но в первом случае коммерческие операции возможны были исключительно на «золотой основе», а во втором – требовалось время, чтобы собрать и доставить помощь в Россию. Тогда как она требовалась немедленно, ибо число голодающих к концу 1921 г. приблизилось к 15 млн человек.

Где взять средства? Вот вопрос, который постоянно обсуждался в высших партийных и государственных органах. Необходимо было найти неординарные пути к выходу из кризисной ситуации. Одним из них стало намерение властей в кратчайшие сроки учесть, а затем изъять и вывезти в Москву золото, серебро, драгоценные камни, валюту, художественные и иные ценности, где бы они до этого ни находились.

11 ноября 1921 г. собралось на свое очередное заседание Политбюро ЦК РКП(б). Присутствовали: В.И. Ленин, Л.Д. Троцкий, И.В. Сталин, секретарь ЦК В.М. Михайлов. Вопросы, обсуждавшиеся в этот день, были далеки от оптимизма недавних выступлений по поводу четырехлетия Октябрьской революции. Присутствовавшие осознавали всю тяжесть экономического положения страны: новая экономическая политика пробуксовывала во многом