Дневник русской женщины - Елизавета Александровна Дьяконова

не захотела принять деньги за мое содержание… Родные, конечно, будут порицать меня за подобное отношение; для них как нельзя более естественно, что мать дает деньги дочери, тем более что она дает, не урезывая себя, а прямо оттого, что у нее есть лишние. А мне – стыдно. И в то же время, если не надеть сшитого ею платья – я знаю, что для нее это будет большою обидой… Фу, какое глупое положение!

Я была так рада видеться с сестрами; мне так хотелось передать им все, что я узнала, все, что видела и слышала, в особенности Вале, которую я заранее считаю будущей слушательницей. Мне хотелось, чтобы она, поступая, была бы уже au courant[90] относительно всего, с чем мне неожиданно пришлось столкнуться, и я посвящала ее во все те стороны нашей жизни, какие мне приходилось наблюдать. А между тем – в ней произошла перемена, которой я никак не ожидала: она стала как-то уже чересчур благоразумно смотреть на жизнь; говорит, что все клятвы В. относительно их фиктивного брака – наивный вздор, одни слова; и теперь, собираясь выходить за него, уже твердо уверена, что ей придется сделаться женою своего мужа, и, печально поникнув головой, прибавила: «Может быть, и на курсы мне не удастся поступить». – «Ну уж этого не может быть! Ты поступишь! – вскричала я. – Мы с тобой будем вместе…» Но сестра неотразима. Отчего же это? Или мы обе были так наивны нынче весною, что верили в возможность осуществления фиктивного брака? Но для меня и теперь – при сильной воле это можно сделать; все же утверждают, что невозможно, немыслимо… Никто не верит в возможность идеальных отношений…

1896 год

1 января

Новый год! В первый раз в жизни встречаю я его как самостоятельный человек, более или менее свободный; в первый раз в жизни прошлый «Новый год» внес в мою жизнь новое, то «счастье», о котором я столько лет мечтала, к чему я так стремилась, надеждой на которое жила… Новый год застает меня уже как слушательницу курсов… и отчасти – новым человеком. О, если бы я могла действительно сделаться новым человеком, человеком в лучшем смысле этого слова!

7 января

В конце декабря В. приехал сюда и теперь проводит все дни со своей невестой. Свадьба его и сестры предполагается в апреле. Он – счастлив; сестра же напоминает мне ребенка, которому дали интересную и замысловатую игрушку, под названием «жених», и он не может натешиться ею. Со всем тем она прелестна, наша Валя, полуребенок, полуженщина. Рядом с ним она кажется такой пассивной… Несмотря на все уверения В., что он будет исполнять все ее желания, что он будет у нее «под башмаком», – думается мне, что наоборот: Валя будет слушать его… Как подумаешь, что во всем этом деле она была, в сущности, пассивным лицом, что она больше плакала, чем действовала, – мне становится ее жаль. Но чем далее, тем более сестра привыкает к В. и к своему положению невесты. Ее начинает интересовать предстоящая жизнь; домашняя обстановка с каждым годом становится все тяжелее и невозможнее; до совершеннолетия ей еще долго ждать, и перспектива в недалеком будущем получить свободу, стать самостоятельным человеком – начинает ей улыбаться. В. она начинает называть всякими уменьшительными именами… Меня удивляет его сдержанность: в нашем присутствии он обращается с сестрою как и с нами, церемонно называя ее по имени и отчеству и ничем не выдавая своего чувства. А между тем – стоит мне уйти, и он, по словам Вали, сейчас же переходит на «ты», целует ее руки… Я стараюсь, чтобы они как можно больше бывали наедине, ухожу в свою комнату, читаю…

9 января

Я никогда не забуду своего проступка, которому нет извинения и за который совесть постоянно будет упрекать меня. Дня за три до Рождества я получила письмо от Ю. П. Щ-ной, которая просила меня разузнать о здоровье ее внучка – кадета здешнего корпуса. Я отправилась туда, встретила в приемной воспитателя, который и сообщил мне, что мальчик болен воспалением в легких, но теперь поправляется, так как кризис уже был и кончился благополучно. – «Да вы не хотите ли сами видеть мальчика?» – спросил он меня. Я почему-то подумала, что мальчик, наверно, будет стесняться незнакомой девушки, вдобавок посещающей его в лазарете; кроме взаимной неловкости, ничего не выйдет из этого свидания, а между тем воспитатель дал о нем самое успокоительное известие. – Зачем же я пойду в лазарет? – решила я и отказалась, попросила передать ему коробку конфет и уехала. Написала обо всем Ю. П. В Новый год получаю от нее письмо. Опять просит сходить, узнать о мальчике, отпустят ли его к родным для поправления здоровья (мальчик – кавказец и плохо переносил наш климат). На другой день я пошла в корпус. На этот раз нужно было видеть директора. Не успела я договорить своего вопроса, как он прервал меня: «Евфорицкий скончался сегодня». – «Как? – я была поражена. – Да ведь я же недавно была здесь, справлялась о нем, и мне сказали, что ему лучше?» – «Да, и было лучше; но мальчик был очень слабый, у него не хватило сил поправиться, и он умер просто от истощения. Вообще, наш климат южане трудно переносят. У меня на руках еще 5 или 6 таких мальчиков, и я за них не ручаюсь…» – «Когда же он умер?» – «Сегодня, в три часа». Я взглянула на часы: было половина пятого. Приди я двумя часами раньше или вчера же, – я застала бы мальчика в живых. – «Можно его видеть?» – спросила я. – «Пожалуйста; пройдите в лазарет… тела не тронут до приезда доктора».

Мы прошли по длинному коридору в небольшую, слабо освещенную палату, в которой стояли всего две постели. На одной из них лежал мальчик, прикрытый одеялом, в спокойной позе спящего человека. Это и был маленький покойник. Я подошла к постели. Лица его не было видно; он лежал спиною ко мне… Черная, гладко остриженная детская головка… Ничего ему больше не было нужно, бедному маленькому человеку, оторванному от семьи, от родного юга и случайно брошенному на наш север (как сын военного, он учился на казенный счет). Не нужно было бесполезных сожалений, не нужен был ему и мой приход… Мне надо было прийти к нему раньше, мне надо было принять участие в бедном ребенке, который так тосковал по родине и у которого здесь не было ни родных, ни знакомых. А я? Поверив словам воспитателя, не справившись у доктора, не побывав в