Герои «СМЕРШ» - Александр Юльевич Бондаренко

засылка шпионов шла по нарастающей. 17 мая 1942 г. в качестве агента Абвера „Петра Петренко“ Прядко снова оказался на советской территории. На этот раз он помог советским контрразведчикам задержать четырёх немецких шпионов, уже находившихся в расположении частей 6-й армии, и сообщил данные на 14 агентов, готовящихся к переброске через линию фронта»[584].

А вот дальше в описаниях биографии Петра Ивановича начинаются «разночтения», вполне, к сожалению, объяснимые. Как раз в то самое время разворачивалась печально известная Харьковская наступательная операция.

«Боевые действия войск Юго-Западного фронта начались 12 мая переходом в наступление обеих ударных группировок. За первые три дня напряжённых боёв войска фронта прорвали оборону 6-й немецкой армии севернее и южнее Харькова в полосах до 50 км каждая и продвинулись из района Волчанска на 18–25 км, а от барвенковского выступа — на 25–50 км»[585].

А потом произошла «Харьковская катастрофа». Описывать её не станем, но уточним, что 25 мая действовавшая с барвенковского выступа 6-я армия генерала Городнянского[586] попала в окружение, из которого мало кому удалось выйти. Застрелился командарм, пропал без вести начальник особого отдела капитан госбезопасности Рязанцев, погибло большинство оперативных сотрудников, а документы особоргана были уничтожены. Но главное, Прядко потерял связь.

В докладной Абакумова всё сказано чётко и однозначно:

«Учитывая, что Прядко вошёл в доверие к начальнику абвергруппы-102 майору германской армии Гопфу, он был в мае 1942 г. вновь переброшен в тыл противника с заданием использовать это доверие для того, чтобы устроиться на штатную должность в германский разведорган, возглавляемый майором Гопфом.

Возвратившись в абвергруппу-102, Прядко доложил Гопфу о „выполнении“ задания, был зачислен в штат сотрудников группы и оставлен для работы в канцелярии»[587].

И тут возникает вопрос: когда и за какое время Пётр мог подготовиться к возвращению в немецкий тыл — получить дезинформационные материалы, отработать «легенду»? Наступление войск Юго-Западного направления уже захлёбывалось, люди чувствовали приближение катастрофы, и кому там, реально говоря, было дело до зафронтового агента? Ведь армия погибала!

Явно, что Прядко пришлось действовать по собственному разумению. Вот только руководителю ГУКР «Смерш» сообщать о том в ГКО было как бы и нетактично. Ведь «Харьковская катастрофа» целиком оказалась на совести высшего руководства, доверившегося своим предпочтениям (мол, наступать гитлеровцы будут на Москву, и вообще, Сталин в одном из докладов «проехался» по поводу «разболтанной ржавой машины Гитлера») и устаревшему как военачальник Тимошенко и авантюристу Хрущёву, а потому проигнорировавшего мнение военных профессионалов. Так что писать, что «в условиях, когда…» Абакумов не мог. Указал просто: «вновь переброшен», и кому какое дело «наверху», кто и как агента перебрасывал?

Зато нам это не безразлично.

«В создавшейся ситуации перед Петром Ивановичем Прядко возникла дилемма: либо вместе с красноармейцами пробиваться к своим, либо вернуться в немецкий разведорган. Убедившись, что выйти из окружения уже не удастся, Прядко решил использовать второй вариант. Он сдался в плен, назвал немцам условленный пароль и вскоре был доставлен в „родную“ абвергруппу-102. На допросе у начальника группы подполковника Пауля фон Гопф-Гойера Прядко рассказал самостоятельно разработанную легенду о своих „приключениях“ в советском тылу. Офицеры немецкой разведки сочли ее вполне правдоподобной и похвалили Прядко за находчивость и успешное выполнение задания. „Вы настоящий молодец, — сказал ему на ломаном русском языке Гопф-Гойер. — Вы так хорошо всех обманули и принесли ещё сведения. Ваш случай нужно рассказать всем агентам, и это для них будет поучительно. Если бы все такие были, как вы, это было бы очень хорошо. Пока отдыхайте. Я скажу, чтобы вам дали много денег, папирос и водки“. Понятно, что две „удачные“ заброски за линию фронта способствовали усилению позиций „Петра Петренко“ в немецком разведоргане»[588].

Как человек, на деле доказавший свою преданность и надёжность, Прядко был определён к работе в канцелярии. Это за линию фронта можно было направлять кого угодно: погибнет, будет схвачен или даже придёт с повинной — не жалко, таких было много, да и чего они особо знали? А вот в канцелярии, да ещё и на такой ответственной работе, как изготовление «документов прикрытия» для отправляемых за линию фронта агентов, трудиться мог далеко не каждый.

В общем, «пустили щуку в реку».

«Работая в абвергруппе, Прядко изучал официальных сотрудников германской разведки — немцев, белоэмигрантов и предателей из числа бывших военнослужащих Красной армии — и агентуру германской военной разведки, используемую абвергруппой.

Заполняя фиктивные документы, предназначенные для перебрасываемой агентуры, Прядко искажал и неряшливо заполнял их с расчётом обратить внимание представителей советских органов при проверке таких документов на их фиктивность»[589].

Пожалуй, ходить по минному полю постукивая тросточкой было бы безопаснее. Но что ему оставалось делать, если была потеряна связь? Копить ценнейшие материалы — установочные данные на агентуру — до каких-то лучших времён, которые могут и не наступить? А тем временем эти агенты будут беспрепятственно и безнаказанно (если, разумеется, им очень и очень повезёт) действовать в советском тылу? Приходилось рисковать. Ситуация усугублялась ещё и тем, что в абвергруппе-102 был собран, разумеется, далеко не лучший человеческий контингент, и эта «команда» предателей весьма походила на пауков в банке: зависть, наушничество, подсиживание, стремление выдвинуться за счёт других представлялись обыденными явлениями…

Определённо, что «удачник» «Пётр Петренко», дважды вернувшийся из-за линии фронта, «любимчик начальства», получивший «тёплое место» в канцелярии, у многих вызывал чёрную зависть — такую, когда хочется нагадить «счастливчику». Весьма напряжённые отношения сложились у Петра и с «Гартманом» — начальником канцелярии Шевченко, бывшим военнослужащим Красной армии, сдавшимся в плен в 41-м. Вряд ли «Гартман» чего-то подозревал — тогда было бы достаточно одного «стука» с его стороны, скорее, он боялся, что толковый подчинённый сумеет его «подсидеть».

Но Пётр не стал ждать, пока «шеф» чего-нибудь на него «накопает», и нанёс удар первым. Шевченко любил выпить — а может, пил от безысходности — и как-то оставил без присмотра портфель с секретными документами. Прядко этим воспользовался: большую часть бумаг он утопил в солдатском нужнике, а остальные, убедившись, что никто его не видит, разбросал на улице, у входа в дом, где размещалась разведшкола. Через несколько минут кто-то выходящий из знания обратил внимание на валяющиеся документы, «украшенные» орлом и свастикой. Тут же отыскали пьяного Шевченко, которого в тот же день и расстреляли. Что ж, как говорится, «с волками жить…».

Подобный «фокус» Прядко умудрился проделать и с немецким фельдфебелем Аппельтом, штатным сотрудником авбергруппы, у которого Пётр «изъял» из портфеля не только секретные документы, но и две тысячи рейхсмарок. Фельдфебеля арестовали, а так как возникли сомнения в его благонадёжности, то всех агентов, с которыми он работал,