Фарангис - Махназ Фаттахи

и было страшно, что за нами кто-нибудь гонится, чтобы вернуть меня. Я постоянно оборачивалась назад и хотела как можно скорее уехать с чужой земли.

Всю дорогу, что мы с отцом прошли пешком, мы с дядей проскакали на лошади, лишь в одном из селений он слез с нее, чтобы взять у женщин свежего хлеба для меня.

Через некоторое время он предупредил:

– Фарангис, впереди будет дорога, которую нам нужно будет пройти пешком. Там опасно. Если нас увидят иракские солдаты, они нас схватят.

Успешно пройдя то же место, что мы осторожно преодолели с отцом в темноте, дядя обернулся ко мне и, улыбнувшись, сказал:

– Все, Фарангис, мы на нашей земле. Опасность миновала, и теперь нас никто не сможет остановить.

Порой он скакал так быстро, что мне становилось страшно. Дорога, пешком занявшая у нас два полных дня, с Горгинханом закончилась всего лишь за день. По пути домой я вспомнила о платке, который подарила мне мама, и сильно расстроилась, но, увидев вокруг родные места и подумав о том, что это единственное, что я оставила в чужом месте, я почувствовала себя гораздо лучше. Я радовалась от мысли о том, что увижу своих родных и подруг.

«Я вернулась в свой рай», – думала я, проезжая мимо селения Авезин и горы Чагалванд.

Все в нашем селении, увидев меня верхом на коне позади дяди, стали махать и кричать:

– Фаранг! Фаранг вернулась!

Потом я увидела маму, которая, узнав, что мы приближаемся, в сопровождении моих братьев и сестер в спешке выбежала нам навстречу. Она бежала ко мне и, плача, воздевала руки к небу, дрожа от счастья и благодарности, и, добежав, упала ниц в земном поклоне. Горгинхан победоносно сошел с коня, взяв меня на руки, опустил на землю и сказал все еще плачущей матери:

– Вот и твоя дочка!

Мама встала и поцеловала руку Горгинхану, как никогда крепко обняла меня, приговаривая:

– Руле… Руле… Моя маленькая Руле…

Люди, окружившие нас, смеялись и плакали.

– Хватит! – подбадривал всех дядя. – Что вы все плачете?! Лучше радуйтесь тому, что Фарангис вернулась и больше никуда не уедет. Если кто-то захочет забрать ее в Ирак, клянусь Богом, я убью его.

Все проводили нас домой, люди приходили в гости и поздравляли, а ко мне подходили подружки и наивно и недоумевающе спрашивали:

– Фарангис, ты разве не вышла замуж?

– Нет, – улыбалась я, – я вернулась, чтобы выйти замуж здесь.

– Больше не переживай, – говорил дядя Горгинхан, глядя на маму. – Даже и не думай переживать. Будь счастлива и радуйся, что твой ребенок вернулся домой.

– Клянусь вам, – улыбалась мама в ответ на его слова, – я выдам Фарангис замуж за первого, кто сюда войдет и попросит ее руки. И мне все равно, даже если это будет бедный пастух. Я не попрошу у него ничего в благодарность за то, что мой ребенок будет рядом со мной. Клянусь, я не стану чинить никаких препятствий.

– Как же счастлив тот первый человек, который зайдет в этот дом безо всяких затрат, – смеясь, говорил Горгинхан.

Мама не оставляла меня одну, постоянно обнимала, целовала и расспрашивала обо всем, что произошло за время моего отсутствия. Все те дни, что меня не было, мама не прикоснулась к еде и без конца плакала. Было видно, как сильно она осунулась и исхудала. Из-за переживаний мамы, которая еще не могла полностью успокоиться, дядя Горгинхан гостил у нас дома, сказав, что останется до тех пор, пока не вернется мой отец.

Однажды несколько детей вбежали к нам во двор, крича, что возвращается мой отец. Не успел он войти в дом, как дядя Горгинхан снова встретил его с криками и нравоучениями, они опять схватили друг друга за воротники, а после ссоры отец отправился к себе в комнату. Мама пошла за ним, напоила его, накормила и стала беседовать.

– Клянусь тебе, Фарангис будет счастливее, если она останется здесь, – говорила она. – Я поклялась, что выдам ее замуж за первого, кто придет ее сватать. Мне неважно, кем он окажется, главное, чтобы он был иранцем и жил рядом с нами.

– К ночи, когда папа уже успокоился, соседи приходили к нему и тоже пытались переубедить, а на следующее утро после завтрака дядя Горгинхан посмотрел на родителей и сказал:

– Мои дети ждут меня. Я должен идти. Прошу вас, берегите себя и берегите Фарангис.

Опустив голову, отец держал поводья лошади дяди Горгинхана и тихо сказал ему:

– Клянусь Богом, я тоже не был доволен своим решением. Спасибо тебе за то, что вернул мне дочь. Ты прав… Ты все сделал правильно: правильно говорил и правильно поступил, по делу ударил меня… Спасибо тебе… Да вознаградит тебя Аллах.

Увидев слезы отца, Горгинхан обнял его и, прижав его голову к своей груди, сказал:

– Прости меня за то, что я дал волю своим чувствам. Ты мой брат и очень дорог мне.

Все, кто стоял вокруг, провожая дядю, плакали.

– Брат, – продолжил он, – Фарангис наша дочь, и она должна жить в нашей стране. Береги ее!

И он пустил лошадь галопом, а я вместе с другими детьми радостно побежала вслед за ним. Дядя остановился у шоссе, обернулся и, с любовью посмотрев на меня, сказал:

– Фарангис, береги себя. Да хранит тебя Бог!

Я долго стояла у дороги, глядя вслед дяде. Я смотрела на него, как на ангела, который унес все мои страдания, как на всадника, который мчался, словно ветер.

Глава 2

Проехав мимо города Гилянгарб в сторону города Касре-Ширин, преодолев расстояние в 20 километров, можно доехать до селения Гурсефид, названного так из-за белой почвы, которая распространена в этой местности. А в двух километрах от Гурсефида расположено селение под названием Авезин, в котором я родилась. Мое селение лежит среди холмов и гор, а вокруг него раскинулись большие луга, обширные поля и дубовые рощи.

В городе Гилянгарб проживают представители множества кланов, к которым относится каждая из семей. Всякий, кто захочет представиться, всегда сначала называет свой клан. Род Кальхор, к примеру, насчитывает 32 клана. Моя мама родом из клана Сияхчеле, а отец – Алирезаванди. Мама рассказывала, что слово «кальхор» образовано от слова «каль», что означает «олень», и «хор» – «солнце». Говорят, что с давних времен люди из этого клана, словно молодые лани, могут без труда подниматься вверх по горам.

Я родилась в 1961 году в курдской семье. Когда я расспрашивала маму о себе, она всегда в шутку говорила, что я была