Зекамерон - Максим Знак

Пришла! Он расписался в ведомости за себя и за тех трех парней, которые не дождались, уехали на лагерь. Поинтересовался у сотрудника, на сколько времени эти станки и все остальное. И услышал:

– До конца срока.

26

Важная м

Он постоянно выглядел каким-то взъерошенным, суетливым, влезал в разговоры и вставлял непрошеные комментарии. Такие персонажи придают живости популярным комедиям, но в реальности дел иметь с ними не хочется. А он рассказывал о том, что уже много чего видел и много кого знает, и если надо че порешать, то он порешает, конечно.

Совал свою маленькую голову в кормушку и разговаривал с продольным: то что-то просил, то на что-то жаловался. Потом его просто попросили к кормушке не подходить. Серьезно так попросили – так, что враз расхотелось.

Когда приносили письма, он первым бросался к общаку, перебирал их торопливо, потом помедленнее и все приговаривал, что ему куча людей должна писать. Почему же писем нет? Предполагал, что цензор у себя держит или и вовсе не пропустил. Сам он писем не писал. Сказал, что не может без спросу светить адреса серьезных людей, пока они сами ему не напишут.

Постепенно его просто перестали воспринимать всерьез, и тогда он сказал, что напишет маляву важным людям, которые где-то здесь, и они все напишут в ответ: кто он, что он и можно ли с ним иметь дела. Однажды вечером долго что-то писал, сворачивал, запаивал в полиэтилен и даже сам прикрепил маляву к коню, попросив срочно отправить поздно вечером перед расходом. Отправили, конечно. Весь следующий день, с начала работы дороги, он ходил приплясывая и говорил, что ему должна прийти важная эм – малява. И эмка пришла важная – запаянная! Он ее схватил и побежал на свою нару. Что странно, никому ничего не говорил. Вечером снова послал запаянную, а на следующий день опять получил ответ. И был счастлив, аж пока соседи не вызвали по громкой и не сказали:

– Пацаны! На эту фамилию нам больше не отправляйте! Нет такого! Второй раз эмку возвращаем!

27

Общество

Первый раз его били за знакомство. Ну, не так чтобы сильно били – оттолкнули просто. Он давно уже тут катался. И Володарка, и Жодино, и Новинки[2]. Поэтому к моменту повторного заезда на Володарку его суть была известна. И конечно, написали и предупредили: с этим дел не иметь. И не имели.

С порога он сунулся к общаку, полез со своим чаем в грязном пакетике. Его отодвинули и сказали, что если будет сам по себе жить тихо, то все будет хорошо. А он даром, что ли, из Новинок приехал – не то притворился, не то реально не понимал, что ему не рады: все перся со своим чаем и говорил: «Я с обществом, я с обществом…» Ну или что-то на эту тему – точно не передать, ведь он был совсем не местный. Да и зубов не хватало. Казалось, что и мозгов тоже.

Он не хотел делать общее дело – убирать например. Зато хотел создавать проблемы: отказывался выходить из хаты, стучал в тормоза, цеплялся к продольным с дурацкими требованиями, не пускал поверяющих. Получала за все, конечно, камера. Стало неудобно жить. «Что вы, его успокоить не можете?» – сказали им прямым текстом. Тогда ему досталось уже сильнее: пытались успокоить как могли. В том числе и ногами. Не успокаивался, да еще и шумел некрасиво, так что забегал резерв и даже медики приходили. «Опять упал?.. Бывает…» Но в медчасть его не забрали, хотя их просили. Это был крест хаты, педагогическая задачка со звездочкой для самостоятельного решения.

Лучше не становилось. Он воровал еду и тащил ее к столу. «Я ради общества». Упорно делал вид, что ничего не понял, хотя понял, конечно, давно.

А потом в задачку добавили дополнительное условие – пришло обвинение. Его отобрали и увидели, что он покалечил беременную жену и колол ее наркотой. И вот тогда он начал ломиться в тормоза взаправду. Но с той стороны знали, что самое безопасное место для него было здесь.

28

Грибы

Эта штука бросалась в глаза каждому, кто входил в камеру: необъятно черная, влажная, покрытая белыми пятнами, она, казалось, шевелилась в дальнем верхнем левом углу. Не шевелилась, конечно. Просто воздух был влажный, как в субтропиках, хотя веяло холодом и на стенах оседали капли. Может быть, поэтому и мерещилась всякая чушь?

А на самом деле это был обычный грибок – просто очень черный и очень большой. Он тут, похоже, был всегда и переходил по наследству, когда в камере сменяли друг друга разные составы подследственных. Стивен Кинг, наверное, написал бы об этом грибке целую ужасную книгу. В смысле, книгу ужасов. А каждый арестант просто представлял, что может случиться, если в замкнутом пространстве без особой вентиляции день за днем дышать парами грибка. Ничего хорошего! Если их не успевали поменять с достаточной быстротой, они начинали бороться с грибком, но он всегда выходил победителем. Они писали на него жалобы и заявления, а гриб с пренебрежением к их трудам разрастался все сильнее. Однажды его даже чем-то побрызгали, но это спасло только от белых пятен, и то только на время. Они шутили, что брызгали удобрениями.

Один из жителей грибной камеры побывал на киче – в карцере, который оказался в смежном корпусе, прямо за стеной. Он-то и открыл тайну удивительной живучести гриба: оказывается, по ту сторону через стену проходил вечно журчащий стояк всего корпуса. И в этом стояке что-то не только журчало, но и булькало, причем явно вне труб. Узнали причину – легче не стало. Иногда они забывались и говорили о грибе во время проверок, отвечая на риторическое: «Вопросы есть?» Их не должно было быть, но они говорили: «У нас тут грибок!» И получили: «Грибок у вас? Вам что, лукошко, что ли, дать, чтобы собрали? Не дурите голову!»

29

Освежитель воздуха

Оказавшись на необитаемом острове, Робинзон Крузо добыл или изготовил множество полезных вещей, а колонисты Таинственного острова – и того больше. Это потому, что их не шмонали и не отбирали запретов. Здесь же многие вещи достать было гораздо проще, чем на необитаемом острове, да и кормили регулярно – три раза в день. Но кое-чего достать было нельзя, и этого не хватало. Вот, например, дезодорант для тела