Выпьемте чаю? - Саша Ирбе

class="p1">Неохотно они поднялись, попытались затереть оказавшиеся на ковролине следы произошедшей кульминации. Вокруг них все качалось, плыло и казалось другим, неизвестно откуда взявшимся миром.

То он, то она пытались объявить новый тост. Но каждый раз вместо того, чтобы разлить шампанское по бокалам, уходили в ласковый и продолжительный поцелуй. Наконец, собравшись с силами, допили бутылку и съели все принесенное к столу. Общаговская жизнь давала о себе знать – ни он, ни она не привыкли оставлять еду на тарелке.

– Какое счастье, – нежно признавалась Валерия, – что вы так все придумали! Мне кажется, что это было самое волшебное кино в моей жизни.

– Мне кажется, слово «ты» здесь больше подходит, – улыбаясь, поправлял ее Виктор.

А между тем по экрану шли последние титры.

4

Эту ночь Валерия провела у нашего героя. Это как-то даже не обсуждалось, а будто случилось само собой. Только утром отправилась она в свою комнату захватить необходимые вещи.

В институт они выходили вместе. Из института тоже возвращались вдвоем. А вечером Виктор и Валерия посмотрели на экране компьютера тот самый фильм, смысл которого так и не смогли уловить накануне. В главных ролях там оказалась Доронина – любимая актриса их мам, поэтому весь фильм они с удовольствием рассказывали друг другу о детстве.

От основного общежития преподавательское крыло отделяли тяжелые черные двери, которые лишь изредка запирались на ключ, а в крыле этом почти все жили без пары. Только у доцента кафедры психологии имелась худощавая и нервозная жена. Почти каждый вечер она то плакала, то кричала на него, то била посуду… Да так, чтоб слышали все. «Бедный!.. Завел, чтобы не забывать про свою работу и дома. Вот ведь не повезло человеку!» – ехидно подшучивали над ним мужчины, радуясь, что их подобная судьба миновала. Женщины рассуждали иначе: мол, от хорошей жизни жена истерить не будет. Да и какая тут может быть хорошая жизнь, когда тебе под сорок, а ты в общаге?!

На общей кухне представителей сильного пола было значительно больше. Совместно и в складчину они готовили жареную картошку, плов, макароны по-флотски, жарили чебуреки. Иногда занимались поисками или уточнением рецептов на просторах инета. К вечеру их клуб разрастался. На кухне всегда была настежь распахнута форточка, потому что мужчины много курили, иногда выпивали по рюмочке, вели философские беседы, спорили о политике, спорте, обменивались услышанными за пролетевший день новостями, решали вопросы.

Женщины-преподаватели обычно появлялись на этой кухне и исчезали, как тени. Если же говорили о чем-то, то звучало это примерно так:

– Фу, как накурено!.. Какой ужас!.. Опять тараканы!.. Вам что, на работе всей этой болтовни не хватает?.. Скажите мне, пожалуйста, кто снова загадил плиту?..

На этой кухне давно уже никто и ни с кем не флиртовал. Всем и смотреть друг на друга было немного тошно. Большинство обитателей давно уже считались загрубевшими холостячками и холостяками, а потому появление в их рядах улыбающейся девушки, а рядом с ней того, кто на всю жизнь, казалось бы, обречен был остаться один, сразу вызвало настоящий фурор и привнесло в общее обиталище ощущение домашности и лиризма.

Нецензурную лексику представители могучего пола стремились убрать, окурками и обертками от продуктов старались попадать в ведро, а не на пол. Все вокруг начали улыбаться. Валерия всплывала в кухню, точно блин в масле. Лицо ее лоснилось, сияло, глаза выражали полное радушие и восторг. В руках у студентки-старшекурсницы были то кастрюлька, то пакетик с продуктами, которые она бережно ставила на стол и начинала готовить, всем своим видом показывая: «Как я горжусь, что я сегодня здесь, с вами! Как я всем в жизни довольна!»

Постепенно появился на кухне и дамский кружок. Без всякой договоренности его участниц он приходил туда чуть раньше мужского и при первом же появлении представителей последнего распадался. В новообразованном кружке отсуждались диеты, новые театральные постановки, перемывались косточки декану, ректору и иже с ними, часто ребром ставился вопрос, выходить замуж или не стоит. Как оказалось, у каждой преподавательницы где-то там, на стороне, имелся какой-то там воздыхатель, который обычно ухаживал за ней уже несколько лет и лишь в некоторых случаях появился недавно. Он настойчиво приглашал ее к себе в гости, собирался познакомить с мамой, а иногда и с оставшимися от первого брака детьми, но она никак не могла на это решиться и вот со своими подружками, на кухне, обсуждала, что делать дальше.

Валерия, конечно, догадывалась, что половина таких историй – фантом, но делала вид, что каждому слову, которое ей доверили, верит. И только еще шире открывала громадные серо-голубые глаза, хлопала ресницами и со всеми их доводами была согласна. Через некоторое время она стала чем-то вроде общего психотерапевта, которого экстренно зазывали в гости, как только проблема разрасталась до таких размеров, что о ней уже было чревато молчать. Все их тайны складывались в памяти Валерии, как в сундуке, код от которого было найти невозможно.

Настало лето. Влюбленные уже несколько месяцев жили вдвоем. Виктор иногда подумывал, но не мог решиться сделать Валерии предложение, потому что не знал, как к этому подступиться, а в результате решил, что никакого предложения и не нужно. «Что бы оно могло изменить?! И кому вообще нужны эти бумажки!» – уверенно рассуждал он.

Сразу после экзаменов Валерия собралась поехать домой. Отец ее, пару лет назад перенесший инфаркт, ничего почти по дому не делал. И не потому, что не мог, а потому, что не было настроения. Когда же настроения не было особенно сильно, погружался в запои. Перед приездом дочери и в сам приезд был трезвенником, чтобы не упасть перед ней лицом в грязь, даже начинал устраивать какую-то хозяйственную работу. Мать относилась к Валерии как к единственному смыслу своей тусклой и безрадостной жизни, очень ждала, очень скучала, часто надеялась, что дочь окончит институт и вернется домой, снова будет жить с ними.

В самый неудачный момент, когда Валерия с ожесточением втискивала в чемодан свои нежелавшие влезать в него вещи, Виктор нерешительно произнес:

– Может, поженимся? Иначе как же я к твоим родителям поеду?

– А ты поедешь со мной? – не сориентировавшись, воскликнула Лера. – Об этом же раньше думать было надо! Не уверена, что на мой поезд еще остались билеты.

Лицо ее стремительно заливалось краской. Она внимательно посмотрела ему в глаза и переспросила:

– Поженимся?

– Ну да! А что здесь такого? – уже раздраженно ответил Виктор.

Почему-то настроение его сильно испортилось. Ему от этой сцены стало противно.