Шедевры и преступления. Детективные истории из жизни известного адвоката - Александр Андреевич Добровинский

1924 году Катя перебралась в Париж. Уже в 1926 году Катя Гранофф создает свою первую галерею современного искусства и открывает французскому миру художника Марка Шагала. Ни много ни мало. Это был грандиозный и мгновенный успех. Успех, который никогда больше не покидал одесситку с трудным характером.

В самом начале оккупации Катя, ее сестра Роза, племянник и любимый художник (или просто любимый?) Жорж Буш бежали из Парижа. Туда, на юг, в провинцию Ардеш. Они поселились в заброшенном средневековом замке и сами стали крестьянами на несколько лет. Ардеш – центральная часть юга Франции, столетиями гонимого и ненавидимого Парижем из-за протестантов, населявших район, представляла из себя одну из самых бедных провинций страны. Катя считала, что немцы не придут в Ардеш. Они там просто умрут от голода и скуки. Эстет и художник Жорж Буш не выдержал жизни в изгнании и скончался в 1941 году. А что же холеная одесская барышня Катя Гранофф? Она закусила губу и выдержала все до дня победы. Выдержала для того, чтобы после войны окончательно завоевать Францию. Она сделала это, познакомив мир с десятками новых художников, которым ее галереи давали шанс, а чаще всего и билет в большую жизнь. В 1961 году она выпустила сборник стихов русских поэтов в своем переводе. До нынешнего дня этот сборник, за который Катя была удостоена безумно престижной литературной премии, считается венцом русско-французского перевода. Она знала всех, и все знали ее. Она любила Россию, а ее обожала Франция. И именно к Кате Гранофф я решил пойти со своей папкой «Кики Монпарнаса».

Колокольчик заставил даму в кресле взглянуть исподлобья на входящего в легендарную галерею юнца. Под мышкой у меня была папка с работами, в руке я держал большую охапку душистых чайных роз. Мы поздоровались, и дама снова ушла в свою книгу. Я начал осмотр картин в галерее, медленно передвигаясь от полотна к полотну.

Недалеко от стола, где сидела мадам Гранофф, я притормозил в созерцании абсолютно депрессивной картины художника Бернара Бюффе[31].

– Месье что-то ищет или просто интересуется живописью? –  разговор начался по-французски.

– У вас есть ваза? –  Это была домашняя заготовка. На русском должно быть полегче. –  Этот букет для вас.

– Ваза есть. Но для тебя нет. Не стоило тратить деньги, мой мальчик. Ты художник? Покажи свои работы, и я скажу тебе, есть ли у тебя будущее или есть шанс записаться в профсоюз маляров. Между прочим, востребованная профессия. Дай сюда папку! Это же мое призвание – торговать картинами и выводить в мир таких стеснительных недоделков, как ты. У тебя есть девушка?

– Есть.

– Отдай ей цветы и скажи, что ты придурок. От моего имени. Не забудь. Я проверю. Дай сюда папку с работами. И не вздумай говорить, что ты с Одессы. Здесь этот номер не пройдет. У тебя московский акцент.

Я положил папку на стол. В животе заурчало от страха.

– Ты сошел с ума, мой мальчик? Как тебя зовут? Это же не твои работы. Так ты художник или сбоку припека? Ничего не понимаю. Что тебе нужно?

– Вы знаете эти работы? Я ищу человека, которому они принадлежали или принадлежат. Помогите, пожалуйста, речь идет о наследстве.

– Поняла. С этого надо было начать и не морочить мне и всей галерее голову. Дай посмотрю еще раз. Да. Три или четыре работы продала я. Но это было давно, в начале тридцатых. Здесь есть хорошие вещи. Сутин, Кислинг, если это Модильяни – здорово. Пикассо. Удачная работа. Я точно продала Хаима Сутина и Кислинга. По-моему, еще и эту. Это все, что ты хотел знать?

– Я не говорил, что я с Одессы. Просто лицо такое… А кому вы продавали работы, вы не помните случайно?

– Почему я должна что-то не помнить? Помню. Его звали Иосиф. Вот он был настоящий одессит, не то что ты. Он покупал у меня картины раз в год, не чаще. Милый парень.

– А фамилию помните?

– Зачем мне нужна была его фамилия? Иосиф, и все. Но я помню, что его прислала эта девочка из Кишинева. Дина Айбиндер. Теперь она grande dame – Дина Верни, Муза великого Майоля. Ей было четырнадцать, ему – семьдесят три. Каков поворот, да? Но она молодец. Я ее очень люблю. Сходи к ней от моего имени. Она помогает таким придуркам, как ты. Сейчас у нее в галерее выставка советских художников-нонконформистов. Я была. Очень познавательно. Скоро у нее еще один вернисаж. И приходи ко мне иногда поболтать. Но без цветов. Все, иди. Я занята. Стой, я кому сказала. Возьми журнал. Здесь целая статья о Дине. Придешь к ней в галерею, хоть будешь знать, с кем разговариваешь. Пока. Я занята. Хочешь, приходи в следующий четверг – попьем чаю. А теперь я должна закончить одну статью. Будь здоров. Как тебя зовут?

Надо было возвращаться на работу. По плану занятости: составление описи новой партии старого фарфора. Целый большой ящик. Но сначала чашка кофе и звонок.

В обмен на франковую монетку бармен выдал мне жетон и отправил в телефонную кабину в подвале кафе. В телефонном справочнике все было четко и ясно указано. Оставалось набрать номер.

– Мадам Верни? Добрый день. Меня зовут Александр, и я звоню вам от госпожи…

– Добрый день, дорогой. Катя мне уже позвонила. Ты занимаешься наследством Иосифа? Ты помощник адвоката? Похоже, я смогу тебе помочь. Приходи в галерею после восьми. Мы тут все сегодня до поздней ночи. Завтра вернисаж новой выставки. Но минут сорок для тебя я найду.

На работе было очень тихо. Виктор сидел на антресоли и что-то писал, Виолетта внизу разгадывала кроссворд, который в белой эмиграции назывался «Крестословица». Я поздоровался, приподнял неподъемную коробку с фарфором и начал раскладывать содержимое на своем письменном столе. Где-то на уровне солнечного сплетения я чувствовал, что до решения шарады и до развязки всей истории буквально считанные дни. Самое смешное заключалось в том, что я понятия не имел, что ищу, и почему во мне уже несколько дней живет состояние какой-то гнетущей атмосферы. В голове было страшно неуютно. Точнее, страшно и неуютно.

Магазин закрыли рано. Хозяева шли на концерт на Больших бульварах. Захватив с собой Катин журнал, я устроился с чашкой кофе и открыл прекрасный Paris Match.

Я думал, я знаю о ней все. Ничего подобного…

Дина Яковлевна Айбиндер родилась в Кишиневе в еврейской семье, поглощенной музыкой в прямом смысле слова. Ее отец был пианистом, мама – концертмейстером, тетя – оперной певицей.