Грег Брукс - Фредди Меркьюри. Жизнь его словами

В самом начале мы выходили на сцену в черном, что было очень круто. Потом мы для разнообразия стали переодеваться в белое, и пошло-поехало. Я люблю одеваться убийственно, но со вкусом, мои сценические костюмы — это особое веселье. Вы приходите не просто на концерт, это еще и показ мод. Мне нравится переодеваться во время представления, это всё элементы театра. Я выхожу на сцену после гитарного соло Брайана — и зритель знает, что сейчас что-то случится!

Это просто форма роста. Надоедает носить одни и те же костюмы и выглядеть одинаково. Я просто люблю наряжаться. Я прошел от балетного периода до жесткого кожаного образа. Этот кожаный имидж появился после посещения бара в Германии — и, конечно, я ношу это чисто для выпендрежа.

Я люблю кожу. Я воображаю себя чем-то вроде черной пантеры.

В конце концов, мы знаем, что песни говорят сами за себя, и если ваша песня дерьмовая, то она не зазвучит лучше только потому, что на вас замечательная одежда. Я всегда думал: «Ради бога, не принимай себя слишком серьезно!» А для этого лучше всего надеть смешной костюм. Выйти на сцену в балетных тапочках и трико — это прикольно. В то время мне был нужен этот эффект. Я старался вписать это в сценическое действо, дополнить этим музыку, которую мы играли, и если бы это не работало, я бы этого не делал. Кроме того, мне очень нравился костюм Нижинского. Мы всегда делаем шоу, мы не просто перепеваем альбом.

В душе мы все рок-н-ролльщики, но для нас очень важно само представление, а этого как раз и недостает многим группам. Наша группа во многом изменилась, мы растем и взрослеем от тура к туру. Что касается зрелищности, мы очень зажигательная команда. Все наше действо фантастично, и мы идем дальше и делаем еще больше. Каждый новый номер должен быть представлен как музыкально, так и визуально, и нам бы не хотелось подавать его каждый раз одинаково. Нам не нужно много бутафории на сцене, хотя мы используем сухой лед и бросаем в зал цветы. Кстати говоря, мы не используем пар. Один журналист в Нью-Йорке написал, что мы используем пар, и я представил, как мы кипятим чайники за кулисами.

Мы считаем, что концерт должен быть спектаклем, и пресса не раз проезжалась по поводу наших навороченных шоу. Но в этом-то все и дело! Мы хотим сделать шоу, значит, нам необходимо все это море света и сложная система звука. Но все это для того, чтобы сделать музыку лучше. Люди видят, как мы разодеты на фотографиях, и думают: «А! Это всего лишь глэм-рок». Мне очень жаль подобных журналистов, потому что, если бы они удосужились подготовиться к интервью, они бы увидели, что мы на самом деле из себя представляем.

На сцене я иногда почти перехожу грань. Вам так не кажется? Но я давно научился обращать такого рода вещи в шутку — я смеюсь сам над собой, и зритель принимает это. Я имею в виду: кто бы мог выйти к первым рядам зрителей и плеснуть им в лицо воды или сделать что-нибудь еще в этом роде? Если бы я делал это абсолютно серьезно, тогда это было бы оскорбительно. Но на самом деле это весело. Что помогает мне выживать в любых ситуациях — так это то, что я люблю смеяться над собой. Если бы мы были группой другого плана со всякого рода лозунгами и политическими темами, тогда все было бы иначе. Вот почему я могу надеть смешные шорты и раздавать зрителям полугестаповские приветствия. Это всего лишь китч. Не все это понимают.

Однажды мы играли в Нью-Йорке вместе с Mott The Hoople, и какая-то дотошная особа написала, что, меняя костюм, я успел переодеть даже туфли и носки. И добавила еще, что находилась так близко ко мне, что ей было видно, какого я вероисповедания и что я был без трусов! Ох уж эти журналисты! Они замечают все, вплоть до прыща на твоей заднице! Кстати, мои дорогие, никакой бутылки из-под колы у меня в штанах нет. То, что там выпирает, — мое собственное!

На сцене я чувствую себя необыкновенно сильным, и я полностью растворяюсь в музыке. Это потрясающее и вдохновенное чувство — когда владеешь аудиторией. Но мне никогда и в голову не приходило, что я могу пропагандировать какие-то политические лозунги среди аудитории. Я не мессия — ничего подобного, я не хочу проповедовать. Ничуть. Я не хочу выходить к ним с речами.

В руках кого-нибудь не столь благоразумного подобная власть могла бы быть непредсказуемой. Я мог бы вызвать мятеж, если бы хотел. Иногда приходит мысль: «У меня есть такая власть. Я могу разрушить все!» Ты полон адреналина, ты чувствуешь себя дьяволом, и это здорово, просто здорово! Но я знаю, что никогда не воспользуюсь этим. Я не выхожу каждый вечер на сцену с единственной мыслью: «О! У меня есть власть!» Я слишком хорош для этого, мои дорогие!

Иногда я чувствую себя флейтистом из Гамельна, но мне не хочется думать, что люди настолько глупы. Не думаю, что кто-нибудь пошел бы за мной в реку… Мне бы пришлось тащить этих мерзавцев силком. Моя работа — не учить их, моя работа — делать музыку. Я не хочу в одночасье изменить их жизнь, я не хочу загружать публику лозунгами о мире и всякими подобными вещами. Это эскапизм, я хочу, чтобы они в данный момент наслаждались моей музыкой, а когда надоест, могли бы просто выбросить эти чертовы пластинки в мусорную корзину. Я ощущаю себя мастером развлечений, и не хочу быть никем больше, потому что они пришли получить удовольствие — вот и все. Для меня развлекать — это главное, и мне нисколько не хочется почувствовать себя в роли политического оратора.

Я очень легкомысленный человек, и мне нравиться веселиться, а лучше всего это делать, выступая перед трехсоттысячной аудиторией! Я просто горю на сцене! Чувство, которое я получаю от контакта с аудиторией, намного сильнее секса. Мне нравится это возбужденное состояние, и я все время чувствую, что хочу больше — больше, больше, больше. Я просто музыкальная шлюха! Это у меня в крови, но это не значит, что я такой и в реальной жизни. После выступления мне требуется несколько часов, чтобы успокоиться и вернуться к себе настоящему. Моя личность состоит из многих граней, и Фредди на сцене — только одна часть меня.

Иногда я чувствую себя настоящим демоном на сцене. Когда я выхожу туда, я оказываюсь в собственном мире. Я выхожу и отрываюсь. Все, что важно для меня в этот момент, — это реакция публики, и я чувствую временами, что мог бы выйти к публике и вызвать восторг просто тем, как Фредди Меркьюри выделывается и дурачится.

Я настолько всемогущ на сцене, что мне кажется, я создал монстра. Когда я выступаю, я абсолютный экстраверт, хотя на самом деле я совсем другой человек. На сцене я просто мачо, секс-символ и я очень самоуверен, из-за чего многие меня неправильно воспринимают. Но в жизни я не такой. Они не знают, какой я на самом деле. Люди думают, что я чудовище. Какие-то девицы однажды зашипели на меня на улице: «Ты дьявол!» Они думают, что я действительно ужасен, но это только на сцене. За сценой? Нет, я определенно не монстр. Конечно, моя эксцентричность на сцене, которая заставляет меня без устали скакать и перевоплощаться, — моя природная черта, но люди не понимают, что за этим кроется гораздо большее. Они ждут, что я и в личной жизни такой же. Они говорят: «Давай, Фредди, блесни! Растормоши нас!»