Раздвигая границы. Воспоминания дипломата, журналиста, историка в записи и литературной редакции Татьяны Ждановой - Яннис Николопулос

или уничтожили, а уцелевшие остатки отцовского имущества достались его конкурентам.

Что же касается мамы, то она, в принципе поддерживая моральные основания поведения отца, оставалась в большей степени европейкой и старалась мыслить и действовать рационально. Именно это помогло ей спасти кое-что из собственности семьи во время войны и поддерживать нас, пока я и моя сестра подрастали.

Еще в 1935–1941 годах мама вложила небольшое количество скромных семейных сбережений в почти даровые земельные участки на пустырях уже упомянутого района Психико. Можно только поражаться ее рачительности – мама сумела обратить в выгодную и нвестицию те скудные деньги, которые ей удавалось отложить, экономя на хозяйственных расходах, – и экономической прозорливости. Спустя сорок-пятьдесят лет бывшие пустыри превратились в цветущие сады, где располагаются иностранные посольства и роскошные виллы греческой буржуазии. Сегодня здесь находится самая дорогая земля в Греции.

Забегая вперед, скажу, что в конце 1960-х годов мама организовала на купленных участках строительство трех-четырех жилых домов, где мы получили долю в виде некоторого количества квартир. Эти квартиры вскоре начали приносить нашей семье весьма приличный доход. К этому моменту мы, дети, уже выросли и начали «вершить великие дела» за океаном, – я стал историком и дипломатом, а моя сестра Элви – психотерапевтом и известной коннозаводчицей в штате Индиана. Понимая, что в Греции мы ничего не сможем добиться, не имея под ногами прочной финансовой базы, мама всеми силами старалась сохранить и приумножить в наших интересах столь удачно обретенное богатство.

Мастерски управляя семейной недвижимостью, мама вновь повернула фортуну к нам лицом и предоставила мне и сестре возможность реализовывать свои профессиональные устремления. А мы, будучи уже взрослыми, под влиянием генофонда нашего отца не сумели сохранить достижения этого нового этапа маминой деятельности. Нас увлекали то мечты о завоевании американских ипподромов, то интеллектуальные фантазии о возможностях манипулирования политикой сверхдержав, и в этих наших экзистенциальных экспериментах мы беспечно растратили практически все мамины завоевания.

Во всяком случае, история нашей семьи – хорошая иллюстрация к уже прозвучавшей на этих страницах мысли о внутреннем конфликте между греческой и европейской культурами. Рискну предположить, что этот конфликт нашел свое выражение не только в спорах и разногласиях между близкими мне людьми, но и в зигзагах и коллизиях послевоенной истории моей страны, и явился не последним из факторов, приведших к серьезным проблемам в жизни современной Греции.

Мой папа был индивидуалистом и одиночной звездой. Он мог, как Геракл, совершать подвиги, но в одиночку. А мама обладала даром социальной организации и могла вдохновлять и успешно организовывать коллективную деятельность, налаживать сотрудничество между отдельными людьми и группами.

Папа олицетворял собой тип героя, а мама – тип хорошего политика. Она старалась не высовываться, а координировать. Как журналистку, маму трудно было себе представить пишущей пламенную статью, хотя, когда надо было, она умела это делать. Потому что как носительница европейской культуры мама была рационалистка, а не оппортунистка, т. е. она всегда решала проблемы, полагаясь на разум, и не бросалась немедленно использовать любую открывающуюся возможность. И при этом у нее была глубоко моральная душа.

Мама обладала сильно развитым чувством ответственности, а также умением работать вместе с отцом и быть ему преданным другом и партнером во всех делах. Прекрасно сознавая все недостатки своего мужа, мама тем не менее глубоко уважала его и считала героем. Вдвоем мои родители всегда действовали как одна команда. После смерти отца в 1950 году мама собрала все оставшиеся в доме ресурсы и продолжила издание отцовской газеты «Неос Космос». Под маминым руководством газета выходила еще целых десять лет[13].

Жаль, что женщины маминого поколения не занимались политикой, иначе она могла бы подняться до больших высот и сыграть важную роль в тогдашней политической жизни Греции. Кстати, благодаря маме я всегда с пониманием и уважением относился к участию женщин в профессиональных и общественных делах и имел, в отличие от многих моих соотечественников, более адекватные представления о роли женщин в истории и современном обществе.

Я рад тому, что воспринял от мамы ее убеждение в ценности коллективной деятельности и сотрудничества. Свойственная европейской культуре способность к эффективной коммуникации и координации на уровне обычных людей – это то, чего до сих пор так не хватает греческой общественной культуре. Да, похоже, и близкой к ней и глубоко небезразличной мне общественной культуре России.

3. Самые ранние воспоминания. Мои домашние. Политическая и культурная среда в Психико

Помню ранние проявления чувства ревности, или, выражаясь языком современной психологии, «эдипова комплекса». Мама надела уличный костюм и накрасилась. У меня, видевшего такое первый раз, это вызвало острую реакцию. Я подумал, что мама украшает себя для кого-то другого, начал топать ногами и бешено орать. Мама ушла, оставив меня с няней Деспиной, которая долго не могла меня успокоить. Я просто взорвался. Такого бешенства, мне кажется, я не чувствовал потом никогда в жизни.

Детская ревность порой находила выход в мстительности. Издательство и типография «Та Граммата», где работал мой отец, располагались в афинском районе Псири, недалеко от площади Омония. Оттуда папа обычно приезжал домой обедать на служебной машине. Появлялся он часа в два. Кухарка накрывала стол и подавала, а мама присутствовала. Помню, как-то раз папе чрезвычайно понравился обед, и после еды он долго сидел один в столовой с довольным видом.

Я залез под сиденье его раттанового стула и через дырку кольнул папу в зад какой-то булавкой. Папа отобрал у меня булавку и начал бегать по дому в поисках мамы, а затем читал ей лекцию о безобразных последствиях ее воспитания. Я смотрел на всю эту сцену с крайним злорадством. Выпустив пар, папа выбросил булавку в туалет и спустил воду, чтобы орудие преступления снова не попало ко мне в руки. Мне было тогда всего два года.

Примерно в то же время родилась моя сестра. Я помню, как мама отправилась в родильный дом, а меня забрала к себе на какоето время моя крестная, тетя Фросо Карапанос. Фросо была родом из богатой греческой семьи в Александрии. Греки Египта, проживавшие главным образом в Александрии и Каире, в первой половине XX века составляли костяк национальной египетской буржуазии. Они держали в своих руках практически всю текстильную индустрию и торговлю хлопком в стране и, разумеется, относились к «сливкам» египетского общества. Дедушка Фросо был крупным хлопковым магнатом и при этом мультимиллионером. Кроме всего прочего, он стал известен тем, что финансировал археологические раскопки храмового комплекса Зевса в греческом Эпире. Находки от этих раскопок позже заполнили целое крыло здания Национального археологического музея в Афинах.

Семья Фросо вынуждена была оставить Александрию после начала деколонизации в Египте,