Евгений Шварц - Михаил Михайлович Кунин

похождения Кота в сапогах», написанную им в 1937 году. На этот раз основная линия повествования соответствовала сказке Перро, хотя Шварц и преобразил эту сказку, добавив в нее несколько новых, придуманных им сюжетных линий.

Начало сюжета совпадает с классическим – после смерти мельника младший из трех его сыновей с доставшимся ему в наследство котом уходят из дома. И дальше «сюжет развивается так же, как в известной одноименной сказке Перро, – указывает в заявке Шварц. – Дело осложняется только тем, что фея и дочь короля – одно и то же лицо. Медведь и камергер короля, придворные и зайцы, телохранители короля и ежи – очень похожи друг на друга…». Это, конечно, выдумки Шварца, острый ум которого жаждал новизны и возможности юмористического переложения сказочных приключений.

«Сценарий “Кот в сапогах” будет решен как волшебная сказка, феерия с большим количеством музыки, пения и танцев, – писал Шварц. – Идея сказки – благородство, честность и трудолюбие – путь к счастью». Фея в сценарии говорит о том, что могла бы «сама, очень просто, с помощью волшебной палочки сделать (хозяина кота) богатым и знатным». Однако такое волшебство по логике автора было бы слишком приземленным, оно совсем не в его духе. И Фея объясняет, что «во-первых, богатство и знатность, которые достаются человеку слишком легко, по мановению волшебной палочки, не всегда идут ему впрок. А во-вторых, и это самое главное, ей ужасно нравится сын мельника. Он ей совсем как свой, как родной. А благодетельствовать своим – неудобно. Это всё равно, что делать добро себе…»

Любовь к котам и медведям в том или ином виде проявляется во многих произведениях Шварца. Истоки любви к котам легко понять, прочитав следующую зарисовку из воспоминаний кинорежиссера Михаила Шапиро, посвященную большому откормленному коту, обитавшему в сталинабадском доме Шварцев: «Чудище зовется Котик – он ходит по головам (в точном смысле этого слова), ложится посреди накрытого к обеду стола. Если хозяин работает, кот глядит в рукопись. Когда ленивого бандита купают, сообщает Шварц, он сначала цепенеет от ужаса, а потом лихорадочно кидается лакать воду из корыта. “Он рассчитывает, что если выпьет всю воду, его не в чем будет мыть!” – комментирует, давясь тихим смехом, рассказчик. Про котов он знает всё… Коты в “Драконе” и “Двух кленах” написаны с Котика. Автор этого и не отрицает».

Временами кот даже сопровождал своего хозяина в поездках. Так, Владислав Андрушкевич вспоминает о том, как однажды в военное время пришел навестить Евгения Львовича в гостинице в Москве. Дверь в номер была приоткрыта, и он увидел сидящего на полу Евгения Львовича, который вел беседу с большим пушистым котом, лежавшим на шкафу. «Правда, – уточняет Андрушкевич, – слова и за себя, и за кота произносил Евгений Львович, но общался он с котом очень серьезно, как будто у них шла задушевная беседа равных». Друзьям Евгений Львович говорил, что кот так умен оттого, что первым слушает его наставительные комедии, когда автор читает их себе вслух.

* * *

Заявка Шварца на сценарий «Кот в сапогах» была скептически принята Государственным управлением по производству художественных фильмов (ГУПХФ). Как было указано в редакционном заключении, «наименее удачные стороны замысла автора сценария Е. Шварца проявляются в отступлениях от оригинала». Тем не менее студии предоставили разрешение на заключение с автором договора на сценарий с указанием срока его сдачи – 5 января 1944 года. Шварцу, в свою очередь, было неинтересно использовать для своих сценариев давний первоисточник в неизменном виде – если он и опирался на него, то всегда преобразовывал оригинал, добавляя в него множество новых сюжетных линий, а иногда работал над переложением повествования на современный лад.

В то время как ГУПХФ рассматривал сценарий «Кота в сапогах», Евгений Львович задумал создание еще нескольких замечательных произведений. В тот год он начал работать над пьесой, первоначально названной им «Царь Водокрут», а впоследствии получившей другие названия – «Сказка о храбром солдате» и «Марья искусница». В 1944 году Евгений Львович написал режиссеру, мастеру киносказки Александру Роу: «Дорогой Александр Артурович! Я кончил детскую пьесу “Царь Водокрут” на русском материале. Все хвалят. Все говорят, что это прямо для кино. “Кота” я могу дописать к концу сентября. Но, как я ни боялся, западный материал мне несколько скучен. Не заменить ли нам “Кота” – “Царем Водокрутом”. Материал разработан. Сдам скоро. Основной герой – солдат. Героиня – царская дочь. Пьеса писалась для кукольного театра. Если договоримся – никуда больше не отдам, кроме маленького театрика в Ленинграде».

Сюжет новой сказки Шварца на этот раз никаких вопросов у ГУПХФ не вызвал. Морской царь Водокрут, коварный и жадный, похитил Марью-искусницу, знаменитую мастерицу и красавицу, олицетворение самоотверженного материнства и подлинной женственности. Ее сын, малолетний Ваня, остался сиротой. Ваня – храбрый мальчик, готовый к преодолению любых трудностей ради того, чтобы отыскать мать. Вместе с ним вызволять Марью отправляется бывалый Солдат – смелый и умелый человек широкой русской души и чуткого сердца, неунывающий и готовый поделиться своим жизнелюбием. На пути к цели героям предстоят многие испытания в подводном царстве, но нечистая сила не сможет побороть солдатскую смекалку и преданное сыновнее сердце.

Тогда же, в Таджикистане, у Евгения Львовича возник замысел его третьей, глубоко философской пьесы, стоящей в одном ряду с «Тенью» и «Драконом». Эта пьеса, первоначально названная автором «Медведь», была поставлена на сцене и экранизирована под названием «Обыкновенное чудо». Работе над ней суждено было продлиться целых десять лет, и к ней мы вернемся позднее.

Тем временем Акимов подолгу отсутствовал, и Шварц вынужден был справляться с организационными трудностями в театре на посту его заместителя. Его мечта о путешествии в горы всё откладывалась. «Поездить и походить по горам я не успел до сих пор, – записал он в дневнике 23 января, – хотя послезавтра уже полгода, как я живу здесь. Уже зима, которая похожа на весну. На крышах кибиток растет трава. Трава растет и возле домов, там, где нет асфальта. Снег лежит час-другой и тает…»

Радостью было то, что 19 января 1944 года в театре состоялась премьера «Кота в сапогах». «Как будто всё благополучно, – отмечал Шварц в письме к Акимову. – Касаткин работает прелестно. Всё оформление сдается вовремя, почти без скандалов».

Впоследствии, вспоминая о Сталинабаде, Евгений Львович жалел, что жил там, как на пересадочной станции, что не успел познакомиться ближе с городом и окружающей природой. «При внешней веселости, уживчивости и укладистости я встревожен, всегда у меня душа болит, – писал он о себе того времени в дневнике. – Страдаю внутренней гемофилией. То, что для других царапина, меня истощает, отчего я и осторожен,