Александр Шумилин - Ванька-ротный

Ознакомительный фрагмент

Я велел ординарцу вынуть из кухни металлический бачок с тридцатиградусной анисовой и никому сверх положенной нормы её не давать.

— Ни грамма, ни капли! Понял?

— Макароны с мясом и вишнёвым компотом пусть от живота едят! А к водке за сто шагов никого не подпускай!

Вот дела! Потешились на кухне солдатики! Дай бог! Отведём душу теперь! Это видно сам "Создатель" сжалился над нами?

В деревянном здании станции, где сейчас находиться касса, зал ожидания, служебная диспетчерская, и где сейчас живёт Серафима Петровна Ефимова[94] со своей семьей, со времен войны мало что изменилось.

При немцах, в здании станции была конюшня. Когда мы взяли станцию, постоя лошадей здесь уже не было. На полу лежал застывший навоз. Окна и двери были сорваны. Ветер гулял в доме насквозь.

Жилыми и тёплыми оказались два дома, с крыш которых стреляли немцы. Они стояли ближе к переезду. Здесь, в этих рубленых домах располагалась немецкая санчасть, и стояли зубные кресла.

В одном доме стояли два белых кресла, с бурмашинами и со стеклянными шкафами, с лекарствами и инструментом. В другом доме, по-видимому, жил врач и санитар. В обоих домах было чисто, светло и жарко натоплено. Солдаты заходили с мороза погреться, и каждый своим долгом считал непременно посидеть в зубном белом кресле перед сном.

Солдат удобно садился, клал голову на подставки и руки на подлокотники и обстоятельно рассказывал, как однажды ему в молодости сверлили зуб. Он лез грязным пальцем к себе в рот, нащупывал, старую пломбу и тыкал в неё, показывая солдатам, при этом выл, скривив рожу, вроде от боли.

Другой садился и показывал пальцем в пустое место в десне. Вот мол откуда ему вырвали зуб. Вот на таком кресле сидел тогда.

— Хотел золотую коронку вот сюда на передний поставить, да война помешала!

— Завтра тебе немец свинцовую пломбу поставит!

— Ты нам зубы не заговаривай! Посидел и совесть надо иметь!

— Дай другому посидеть! Здесь портянки перевздеть удобно!

— Посидел в мягком кресле и давай слазь! Ты ещё вшей здесь начнёшь давить бурмашиной!

— Я никогда братцы зубы не сверлил. У нас этого безобразия не было!

— А как же быть, когда зуб болит?

— Привяжешь его суровой ниткой за дверную ручку и ждёшь, когда кто пойдёт и снаружи за дверь дёрнет! Дёрнут за ручку и зуб на полу!

— Ну-ка подержи винтовку! Я сяду примеряюсь в кресле! А то убьют и никогда не сидел!

Солдат садится в кресло, кладёт голову на подзатыльники, руки опускает на подлокотники и с грустью смотрит на замысловатую бурмашину.

Ведь кто-то и доживёт! Сядет вот так! Сверлить ему будут!

— Нам с тобой браток помечтать только можно маленько!

Буровой станок с ножным приводом поблескивает перед ним.

— У этих немцев всё не как у людей! У самой передовой и пожалуйте — зубной доктор ставит пломбы!

Я вышел на воздух, а разговор в доме продолжался.

Упустить такую пару лошадей! — вспомнил я перестрелку у кухни. В общем, шуму наделали много, а попаданий ни одного! Ни дохлой лошади, ни одного убитого немца!

Когда я подошёл к кухне, здесь крутились любители по третьему разу поесть. Кухня стояла у поворота дороги, у песчаного обрыва. Сюда из небольшого овражка вела узкая снежная тропинка. По тропинке, из покосившейся темной баньки навстречу мне шла пожилая женщина, малец лет двенадцати и маленькая светловолосая девочка.

— Милые, родные! — сказала женщина, подойдя ближе.

— Наши пришли! — обратилась она к детям. Дети стояли, смотрели на нас и молчали. Женщина подошла ко мне, обняла меня и заплакала. Потом она долго стояла, смотрела на наших солдат. А солдаты взглянули раз на неё и опять стали толкаться у кухни.

— Вы откуда будете? — спросил я её.

— Девочка местная[95]. А я с мальцом из Калинина. Есть нечего. Вот я и прислуживала здесь у врача. Полы мыла. А жили мы с мальчиком вон в той бане. Девочка приходила к нам, вот как сейчас.

— Накорми женщину и детей! — сказал я Сенину и пошёл к домам, где сидел Черняев.

Когда пятая рота выбила немцев со станции, четвёртую отвели на тропу, по которой мы пересекали полотно железной дороги. Один взвод оставили на полотне лицом к Калинину, а с другим Татаринов ушёл охранять совхоз Морозово, где находился комбат. В общем, всё осталось по-прежнему. Мы сидели впереди, а четвёртая нас прикрывала сзади.

На войне часто зад оборачивается передом и всему приходит свой черёд и конец! Я вспомнил слова Татаринова, — "Как ты думаешь? Дойдём мы до шоссе?". Если он всё время будет идти позади, он дойдёт не только до Ржева.

Я разогнал солдат от кухни. Велел Сенину поставить всех на свои места. Не успели солдаты разобраться по своим местам в обороне, как мы увидели, что со стороны деревни Чуприяново, что стоит вдалеке, на господствующей высоте, вниз по дороге в нашу сторону спускается группа немцев человек двадцать.

— Всем лежать и рожи не высовывать! — крикнул я громко и велел Сенину приготовить ручной пулемёт.

— Пусть думают, что на станции нет никого! — сказал я громко, чтобы все слышали.

— Пулемёт поставь над обрывом около кухни! Там место повыше! Оттуда всё хорошо видать! Всем взять дорогу на прицел и без моей команды не стрелять!

— К самым кустам будем подпускать!

— Стрелков предупреждаю! А то опять найдутся небесные олухи! — И я им погрозил кулаком.

Немцы были ещё далеко. Солдаты лежали и посматривали на меня.

— Немцы с дороги не сойдут! Снег по обочинам слишком глубокий!

— У них голенища на сапогах короткие! Они народ цивилизованный! Простуды бояться!

— Целиться всем по дороге, где начинаются кусты!

— Прицельную планку поставить на двести метров!

— Сейчас расстояние до немцев пятьсот!

— Можете наблюдать! Но никому не стрелять! Откроете огонь, когда я громко подам команду, — "Рота к бою!".

Вниз по расчищенной и укатанной дороге [немцам] идти было легко. Немцы даже кое-где подпрыгивали, когда по снегу скользили у них сапоги. Я лежал, смотрел и ждал, когда они подойдут поближе. Через каждую сотню метров я объявляю дистанцию до них.

Прицел, прицелом — думаю я. Но нужно уметь стрелять и попадать в подвижную цель. А сейчас у солдат мурашки и мондраже от непривычки и волнения. Откроют пальбу, а пули уйдут в молоко. Как пить дать! Я уже их проверил!

Я поворачиваю голову направо и зову к себе солдата.

— Быстро ползком ко мне!

— Ты так лежи! Смотреть будешь! А винтовочку со штыком дай на время мне!

— Ладно, товарищ лейтенант, берите! Она у меня прилично бьёт!