Угловы. Семья врачей. Век Добра и Любви - Эмилия Викторовна Углова

ошибку – не переставили часы для постепенного перехода к востоку и не приспособились к резкой разнице иркутского времени. А я еще, как всегда, перед сном читала до четырех часов «Милого друг» Мопассана. В четыре часа внезапно тишину рассек большой, многоголосый хор птиц. Они начали петь все сразу (видно, под крышей была масса гнезд). Напротив засветилась стеклянная витрина окон высотного здания. Казалось, будто внутри горел электрический свет. Вокруг было так светло, что свет от электричества не мог быть таким ярким. Высоко над зданием висели нежно-розовые облака на фоне голубого неба. Налюбовавшись таким рассветом, которого никогда не бывает в Ленинграде в июле, я наконец уснула. Федор Григорьевич уже спал. Он засыпает сразу, как только коснется подушки, и спит непробудным сном до утра.

Утром спали долго, по московскому времени до 8 утра, а по местному было уже 13 часов. Половина дня прошла очень быстро. Обедали у Вассы Григорьевны, у нее были ее родственники – Лена (дочь Галины), ее отчим Александр Андреевич, сын Вассы Григорьевны – Леонид. Вечер прошел в долгой беседе, в конце обсуждали главный вопрос страны – как улучшить жизнь людей. Местные рассказывали о причинах бедности населения: из Сибири вывозят всё, что могут, и все, кто может. Развилось множество концепций, касающихся различных полезных ископаемых. Природные богатства заготавливались для иностранных держав: медь, аллюминий, лес, железо, газ, нефть, уголь, руда, золото, мех, ну и рыба, и, конечно, икра. Эти же разговоры мы услышали и от иркутской интеллигенции: писателей, архитекторов, врачей, которые обо всем этом говорили с болью. Иностранным государствам нравилась вся эта наша система, и они в то время относились к нам благодушно. Из гостиницы, которая располагалась на берегу Ангары, мы в часы нашего короткого пребывания в номере любовались могучей красавицей рекой, плененной Иркутской ГЭС, прекрасным мостом, соединившим районы на манер магистрали. Сорок лет назад здесь был лишь понтонный мост, убираемый на зиму. Сам город значительно разросся в основном за счет окраин, застроенных домами современной архитектуры, а старые улицы изменились очень мало. Днем было так жарко, что в шерстяном костюмчике с короткими рукавами тяжело дышать. Вечером, к пяти часам, сразу же ощущался холод, от которого я ежилась и замерзала. Бродили по набережной Ангары, по улице Подгорной, которая многое напоминала Феденьке о юных годах, о том, как он учился кататься на велосипеде по площади, и о многом другом.

Дома на этой улице деревянные с кружевной резьбой, но очень старые, черные, покосившиеся. Город грязный, захламленный, много мусора на улицах. Новые дома беспорядочно разбросаны среди старых, а старые представляют собой неприглядное зрелище. Дворы заброшенные, со скопищем мух. В каждом старом доме до восьми коммунальных квартир, неремонтированных, убогих, в которых тоже хозяйничают мухи. Прогулялись по парку. Снова легли спать в час ночи.

23 июня в 4 часа утра снова нас разбудил хор птиц, а к пяти часам уж розовел рассвет горящим ярким огнем в окнах противоположного высокого здания. Обедали мы у Леонида – сына Вассы Григорьевны. Вечером слушали в театре оперу «Севильский цирюльник» Томского оперного театра. Сюзанна была хороша: молодая, изящная, игривая, с хорошим сопрано. Остальные голоса слабые, особенно плох был тенор, и Дон Базилио тоже ничем не отличался. В гостинице мы решили зайти в ресторан выпить чаю. Оставался час до закрытия ресторана. Администратор, молодая женщина с жестким профилем и хищным взглядом, отказала нам, сказала, что обслуживает иностранцев и чиновников высокого ранга. Мы поднялись к себе в номер, я заварила чай, открыла консервы с джемом, достала печенье, конфеты. Не заметили, как снова досиделись до часа ночи.

В понедельник утром, пока я спала, Федор Григорьевич уже побывал в больнице, в министерстве, как было у него запланировано, а потом, вернувшись в гостиницу к 13 часам, заявил, что мы завтра уезжаем на Байкал.

Путешествие по озеру предстояло на небольшом катере с командой из трех человек и нас в обществе 5–6 пассажиров. Рано утром мы отправились вверх по Ангаре. Было начало июля. Шестьдесят километров, что отделяли нас от Байкала, прошли незаметно.

Благодаря плотине вода в Ангаре у Иркутска поднялась довольно высоко, и мы шли как по тихому плесу. Только около Байкала течение сделалось быстрее. Посреди Ангары, у самого ее истока, возвышался огромный камень. По легенде, старик Байкал рассердился на свою дочь Ангару, которая побежала навстречу Енисею, и бросил в нее камень. Вода в Ангаре, как и в Байкале, чистая, прозрачная, и мы пили ее, зачерпнув ковшом.

Плыли до позднего вечера, а когда стемнело, завернули в бухту, где уже стояли другие катера. Члены команды сели в лодку и, отплыв немного, забросили несколько небольших сетей.

* * *

Легли мы спать очень поздно. Невозможно было рано засыпать. Несмотря на то что холодный ветер пронизывал насквозь, никто не хотел уходить с палубы, и мы подолгу оставались дышать чистым холодным воздухом Байкала. Спалось хорошо. Каюты удобные, одна четырехместная с теплыми одеялами и отоплением.

Проснулись внезапно. Было 4 часа утра. На востоке едва розовели облака. Я разбудила Феденьку встречать рассвет на Байкале. Мы поднялись на палубу. Вокруг тишина. Умывшись холодной байкальской водой, напились ею.

За все время пребывания на Байкале, несмотря на холодный ветер, никто из нас ни разу не простыл. Вокруг расстилалась зеркальная водная гладь. Левый берег окружали высокие, дымчатые горы, покрытые сверху пеной белых облаков. Издали они напоминали торт с кремом из взбитых сливок. Поверхность воды очень прозрачная, через которую видно, как постепенно вокруг появляются целые стаи рыб.

Они начинают выныривать, образуя множество кругов на воде. Рыба просыпается и резвится, встречая солнце. Вслед за плеском рыб тишину нарушают крики чаек. Они низко носятся над водой, быстро, едва коснувшись ее поверхности, ловко подхватывают рыбку и снова взлетают. Их охота за рыбой совсем не заметна, так быстро садятся они и взлетают, что кажется, будто чайки тоже играют перед восходом солнца. Дымчатая полоса облаков вдали медленно раскрывается темно-розовым свечением. Цвет этот меняется на глазах, переходя постепенно в багрово-красный, оранжевый и ярко-желтый.

По воде запрыгали оранжевые блики. Теперь над водой появился, выплывая, ярко-красный шар. Смотреть на него еще можно спокойно, потому что он еще окутан покрывалом серых облаков. Быстро, освобождаясь от них и изменяя цвет на оранжево-желтый, шар, наконец, всплывает над облаками, и сразу же глаза ослепляет первый золотистый яркий луч. Тут же, будто невидимой рукой волшебника, оранжевые блики на воде исчезли и слились в одну огненную дорожку. Рука