«DIXI ET ANIMAM LEVAVI». В. А. Игнатьев и его воспоминания. Часть IX. Очерки по истории Зауралья - Василий Алексеевич Игнатьев

каникулы в студенческой форме, он окончательно «закусил удила» и стал выкидывать разные «колена». Душа ещё более требовала широкого размаха. Однажды его потеряли. Проходит день, другой, его нет. На третий день, пара резвых лошадей стремительно подъехала к диаконскому дому из-за церкви, в объезд Бирюковского дома, и из коробки выскочил Михаил Владимирович. Как, что, откуда? Приехал из Кирдов: ездил в гости к хозяевам квартиры, где жил, будучи учителем. Рассказывал о впечатлениях. «Приехал, – говорит – ночью, сразу стали стряпать для дорогого гостя пироги; появилась выпивка и … гуляли». Дело было в страду. А как с подводой? Пришёл к земскому ямщику – Ивану Сергеевичу Модину – разыграл «барина», потребовал тройку, но удовольствовался и парой, а за платой рекомендовал обратиться к о[тцу] протоиерею. Кучер знал, чем это пахнет: идти и самому подставить свою голову, чтобы о[тец] протоиерей оттрепал за волосы, – нет, Бог с тобой, покатался на здоровье, а я уж как-нибудь обойдусь и без оплаты. Михаил знал, что так и будет: кому, как не ему было знать батюшкин «характер». Да ведь и сам он, как видно, был в батюшку, в бирюковскую породу. Шли годы и продвигалось учение Мих[аила] Влад[имировича]. В Ярославле служил в солдатах один теченский парень, который встречал его там. «Ох, и кутил он там» – так рассказывал он о жизни Михаила Владимировича в Ярославле.

Лицей окончен. Стал вопрос о женитьбе М. В. Ещё в Тобольске была одна девушка, которая питала к нему симпатию, а также и он к ней. Знала, она, что он превратился уже в пьянчужку и возгорела желанием спасти его, возродить, перевоспитать. С этой «жертвенной» идеей она вступила с ним в брак. Он был назначен мировым судьёй в один из сибирских городов. Года через два, три они были в Тече. Было ясно, что она победила: М. В. предстал перед теченцами чиновником, шевелюры уже не было, весь он был каким-то полинялым, не было того широкого размаха, какой был раньше. Лев, пойманный на свободе и посаженный в клетку: шерсть потеряла прежний блеск, взгляд стал тусклым и голова поникшей. Да простит нас за это суждение Мария Гавриловна: оно, вероятно, ошибочное, но так получилось.

Четвёртым сыном протоиерея, с которого собственно и пошло название «бирючата», был Андрей. Он был на границе между старшим и младшим поколениями. Великан и красавец, он был наиболее ярким выразителем бирюковском породы: крепкой и здоровой. Смотришь на него и на стоящую рядом с ним сухую костлявую и сутулую уже в это время фигурку его матушки – Поликсении Петровны и думаешь: какие чудеса может творить природа. Успехи уже его в умственном развитии, в частности – в учении – были в обратной пропорции: учился он плохо и его догнал брат его Павел, моложе его на два-три года. Начиная уже с четвёртого класса духовного училища они учились в одном классе.[199] Но зато он был вожаком «бирючат». Одно время была война с деревенскими мальчишками; считалась она за игру. Поповская баня перестраивалась, но была пока без крыши. На ней и был устроен бастион с защитной дощатой стенкой. Здесь был устроен склад снарядов – камней. Война шла с «рожковскими» ребятами, которые залегали во рву. Снаряды сыпались с той и другой стороны. Здесь он стоял за дощатой стенкой и засылал снаряды по врагу, а снаряду ему доставляли меньшие его братья и сёстры. С той и другой стороны неслись злобные крики и обидные прозвища. Игра ли это была? Во время страды деревня пустела. Ворота у домов были заперты. Никого не было видно, но где-то, под сараем, в тени спали собаки. Команда: «ребята, идём собак злить!» И вот по селу двигается компания во главе с ним. Команда: «Саша, дай повестку!» В ворота летит палка. Начинается лай. Если собака выскочит за ворота – пустить в неё камнями. Что это? Игра? К матушке протопопше приходит женщина со слезами: «ваши ребята у меня в огороде истоптали огуречник и рвали картошку». «Наши ребята не могут это сделать – ты выдумала, это сделал кто-либо другой! Под горой «бирючата» действительно вырыли яму, сделали избушку и варили картошку. Но матушка что угодно сделает и как угодно прикроет своих детей, только бы не узнал о[тец] протоиерей. Это было основной основ в семье: мама скроет от отца. Они это знали. За то, когда отец уезжал куда-либо на несколько дней, они объявляли: «у нас теперь вольготно!»

С рождественских каникул возвращались по училищам. На ночёвку останавливались в деревне. Играли в карты на пирожки-подорожники. Клаша проигралась … слёзы.… Часть возвратили.

Возвращались с летних каникул, заехали в Акуловой пить чай. Хозяйничала старушка, добрая, всячески старалась угодить: принесла огурчиков, молока. Кушайте на здоровье! В огороде у окна, расцвели прекрасные махровые мальвы, редкой красоты. Трудилась над ними, вероятно, это добрая старушка. Стали уезжать, Андрей выскочил и поломал все мальвы. За что?

При возвращении с летних каникул на [станции] Богданович приходилось сидеть при пересадке 20 часов. Что делать? Ходили в деревню, покупали «шкалик», пили. Всем верховодил он.

Он был уволен из третьего или четвёртого класса семинарии за, говорили, неуспеваемость. Во время учения в Тобольской семинарии он был прекрасным певцом и много было перепето с ним хороших вещей. В спектаклях он выступал под фамилией Одынец. Работал он псаломщиком в Каменском заводе, женился, но, говорят, жена его оставила. Слухи есть, что он жив и священствует где-то около Новосибирска.[200]

Сказывали, что перед смертью о[тец] протоиерей его именно ждал больше всех и всё спрашивал: «где, Андрюша, скоро ли приедет Андрюша?!»

Пятым сыном протоиерея был Павел. У него было семейное прозвище «попко». Он был полной противоположностью Андрею: ростом тому до плеч, с невзрачной наружностью, во всех отношениях бесцветный молодой человек. Держался от других в стороне. Любил выпить, и одно время его все видели под хмельком. Долго ломали голову: откуда «попко» берёт хмельное. Оказалось, он нашёл способ проникать в кабинет отца протоиерея, где всегда стояли большие бутылки с настойками на вишню и зубровку. Кабинет в отсутствие протоиерея всегда был на замке: он хорошо знал, что в семье есть лакомки до настоек. Павел нашёл способ поднимать и опускать шпингалет у окна снаружи и, улучив минуту, проникал в кабинет, «причащался», а отпитое восполнял водичкой. «Прокурат»[201] – не правда ли?

По окончании Тобольской семинарии, он поступил на юридический факультет Казанского университета. «Грешил» спиртным. Жил анахоретом в каком-то частном саду не то в