Кэтрин, принцесса Уэльская - Роберт Джобсон

тяжелее груз официальных обязанностей каждого. Отсрочка возвращения к несению королевских обязанностей Кэтрин до после Пасхи 2024 года лишний раз подчеркнула не только значимость их с Уильямом роли для королевской семьи, но и широкое общественное признание ценности принцессы для института монархии. Её непоколебимое и блистательное присутствие духа служит маяком надежды и стабильности на фоне неопределённости.

Проведя в больнице тринадцать суток после полостной операции, Кэтрин 29 января без шума и фотографов выписалась оттуда и вернулась домой в Виндзор. В заявлении Кенсингтонского дворца по этому случаю подчёркивалось, что сроки её возвращения к исполнению публичных обязанностей будут определены позже и с учётом врачебных рекомендаций, а Уильям вернётся к публичной жизни лишь после того, как убедится, что с нею всё в порядке. Король, покинувший Лондонскую клинику в тот же день в сопровождении Камиллы, был честь по чести запечатлён фотографами с улыбкой на устах. Обеим королевским особам, объявили пресс-службы двух дворцов, потребуется длительные периоды восстановления.

Драматический оборот публичная история болезни Его Величества приняла 5 февраля, когда дворец объявил, что у короля диагностирована «форма рака», которая не позволит ему очно выполнять публичные обязанности, а пока что он уже́ проходит курс лечения от этой новой напасти. Что за «форма» и какой орган или органы поражены «раком», так и остаётся тайной за семью печатями, но все предполагают, что затронута всё та же не самая удобоназываемая тазовая область, поскольку пресс-служба всё-таки соизволила официально признать, что речь идёт не о раке предстательной железы, что выглядело бы логичным, но выявлен он был именно в ходе лечения простатита.

Король открыл новую главу книги своей жизни со стоической решимостью. Ему теперь предстоит регулярно посещать Лондонскую клинику для лечебных процедур, но он к этому начал привыкать ещё и до официального объявления об онкологическом диагнозе. Посреди всей этой неопределённости близкие к королю люди заверяли, что настроен он позитивно и благодарен судьбе за то, что болезнь отловили на ранней стадии.

Когда Карл сообщил о своём диагнозе сыну Гарри, прежде чем публике, герцог Сассекский бросил все свои дела в Америке и незваным гостем прибыл поддержать отца. Некогда отец величал его исключительно «мой милый мальчик», но события последних двух лет произвели раскол между ними, и это спонтанное решение Гарри вызвало некоторое беспокойство. Говоря без обиняков, король был недоволен тем, что оказался явочным порядком поставлен перед свершившимся фактом возвращения, пусть и из лучших побуждений, не в меру взбалмошного блудного сына именно тогда, когда сам он более всего нуждается в покое и тишине.

По официальной версии король был «тронут» этим жестом, хотя в действительности он явно испытывал куда более сложные чувства. На самом же деле, это незапланированное прибытие помешало Чарльзу с Камиллой отбыть к себе в Сандрингем. Вместо этого они вынуждены были без дела скучать в Кларенс-Хаусе в ожидании младшего сына короля. Тридцать минут. Ровно столько длилась их аудиенция. Откровенно недостаточно для восстановления разрушенных мостов, да ещё и после всех уничижительных отзывов и беспочвенных обвинений, отголоски которых, естественно, доносились из Монтесито на родину. Так что после мимолётного объятия и краткой беседы, отец с сыном снова попрощались, и король с королевой отбыли в Букингемский дворец, а оттуда вертолётом в Норфолк, как и собирались изначально.

Герцог Сассекский, живя столь далеко от отчего дома в собственном семейном коконе, вероятно, недооценивал глубину незаживающих ран, причинённых отцу его публичным предательством королевской семьи. Семейное доверие также порвано в клочья. И его жест, при всей его благонамеренности, послужил всем лишь суровым напоминанием о разладе между отцом и сыном, груз которого был для Карла очевидно неподъёмным в его хрупком в силу серьёзно пошатнувшегося здоровья состоянии. На следующий же день Гарри вылетел обратным рейсом в Лос-Анджелес к жене и детям. Беспочвенные обвинения в расизме собственного отца и Кэтрин глубоко задели обоих, но особенно болезненно были восприняты королём, всю свою жизнь работавшим на продвижение диалога и разнообразия. Однако же посреди всей этой смуты СМИ усмотрели в визите Гарри проблески надежды на грядущее примирение.

В то время как король самоустранился от публичной жизни ради поправки здоровья, не слагая при этом с себя формальных конституционных обязанностей, Кэтрин внезапно оказалась в эпицентре медийной бури, которую, в общем-то, сама на себя и навлекла. Её затянувшееся отсутствие на публичной сцене под гробовое молчание Кенсингтонского дворца о сроках возвращения воспламенили в интернете целый пожар всяческих теорий заговоров. Тогда в расчёте загасить нехорошие слухи чета Уэльских опубликовала в середине марта ко Дню матери семейное фото, которое Кэтрин лично отредактировала в Photoshop’е для придания себе вида поздоровее, чем в действительности.

Главным фурором, который произвело это «подлеченное» фото, однако, стал отказ всех ведущих телеграфных агентств мира – Associated Press, Reuters, AFP и даже Press Association – принимать его к распространению по причине того, что оно содержит следы явных манипуляций, а потому не может считаться достоверным, при том что на страницы британских газет это фото благополучно попало[274]. Кенсингтонский дворец на эти обвинения в подделке отреагировал с запозданием, что повлекло колоссальный урон для имиджа Кэтрин в глобальных масштабах.

Злополучный эпизод в СМИ окрестили «Кейтгейтом» или «Рукавгейтом»[275], и он не только глубоко опечалил и смутил и без того хрупкую из-за болезни Кэтрин, но ещё и нанёс серьёзный ущерб доверию ко всему, что исходит из Кенсингтонского дворца и от королевской семьи в целом. Ошибку она допустила самую что ни на есть невинную. По наивности Кэтрин взяла самое удачное фото себя с детьми из числа последних снятых Уильямом, да и отредактировала его в Photoshop’е, сделав не менее трёх правок для того, чтобы придать себе и детям вид получше, прежде чем передать это фото пресс-службе Кенсингтонского дворца, которая его и тут же вывесила на их аккаунте в Instagram’е и разослала по СМИ в качестве официальной фотографии. Как только это фото появилось, глазастые люди сразу заприметили, что с рукавом принцессы Шарлотты явно что-то не так.

Критика себя ждать не заставила, причём не только со стороны СМИ, но и от крупных фигур на международной арене, особо подчёркивавших недопустимость подобных нарушений прозрачности. Даже пресс-секретарь Белого дома ехидно прошёлся в адрес британских коллег и королевской четы, заявив, что под его чутким присмотром никакие правленные фото опубликованы бы не были. И король Нидерландов Виллем-Александр не преминул проехаться по поводу этого конфуза принцессы, выступая в Зютфене. На вопрос ребёнка из публики, почему он и его семья так плохо смотрятся на фото, он ответил: «Так ведь я ж его не фотошопил!»

Кенсингтонский дворец даже удостоился сравнения с Северной Кореей и Ираном от Агентства