Александр Сегень - Общество сознания Ч

Боря! Я сама не знаю, что со мной случилось! Сейчас, вспоминая все происшедшее, я понимаю только одно: я попала в какой-то черный квадрат Малевича. На меня чем-то воздействовали. Это была не я! Понимаешь ты это, родной мой?! Ведь ты знаешь, как я любила тебя. Разве я могла снюхаться с тем противным американишкой? Нет, нет и нет! И я еще раз говорю себе и тебе: то была не я! И то, что случилось со мною после нашей роковой встречи и развязки при пистолетах, лишнее подтверждение тому, что я попала в черный квадрат. И чудо, что мне удалось из него выскочить. Когда после автомобильной аварии я попала в больницу с переломами обеих ног и тазобедренного сустава, я сразу стала никому не нужной, и этот грязный мистер Браун улепетнул в свою Америку, ни разу не навестив меня и лишь передав письмо. Прощальное, видите ли! Ты только представь себе это гадство! Только теперь я четко осознаю простейшую истину: это Бог спас меня, поломав ноги и тазобедренный сустав! Только попав в автокатастрофу, я смогла выскочить из черного квадрата и тем самым спастись. Не было бы счастья, да несчастье помогло.

Боже! Как я скучаю по тебе, по Сереже, по Николаю Прокофьевичу! Да, не только по Сереже, а и по тебе и по Николаю Прокофьевичу, хотя представляю, какими словами он чехвостит меня, как он ненавидит меня. И за дело! Заслужила и ненависть, и презрение, тут ничего не скажешь. Я обожаю тебя, Боря! Я тоскую по тебе! Я люблю всех вас троих, моих дорогих Белокуровых, - старшего, среднего и младшего! Хотя бы глазком увидеть вас! А ходить-то я смогу теперь очень и о-о-очень нескоро! Так что лучше тебе забыть меня, дуру проклятую. Выйду из больницы - буду хромая. Может быть, на всю жизнь хромой останусь. Но может быть, сердце твое дрогнет и ты придешь ко мне, любовь моя, сердце мое! Я так хочу обнять, прижаться к вам, родные мои! Слышите ли, как воет и скулит моя измученная, изломанная душа? Люблю, люблю, люблю тебя, Боря!

Твоя многогрешная Белокурва».

Несколько дней Николай Прокофьевич думал над этим письмом, чувства боролись в нем, и в конце концов он отправился в ту больницу, в которой лежала Тамара. Один, без Сережи. Он нашел Тамару и впрямь в плачевном состоянии, всю подвешенную на растяжках, в палате довольно чистенькой, но все равно скверно пахнущей. Увидев его, она удивилась и, кажется, перепугалась.

- Ну, здравствуй, - сказал он, садясь на стул. - Я получил твое письмо и прочел его.

- А почему вы, а не Боря? - спросила она тихо.

- Он умер, - жестко произнес Николай Прокофьевич, полагая, что имеет полное право на эту жестокость, ибо уже твердо решил простить «многогрешную Белокурву». Ведь должна же быть у Сережи мать, если не стало отца.

- Умер? - спросила она. - Я не понимаю… Почему умер?

- Он не выдержал всех переживаний. У него случилось обширнейшее кровоизлияние в мозг. Поскольку мы в то время находились в российской глубинке, в глуши, нам не удалось спасти его. Там счет шел на минуты, а потребовалось более часа, чтобы доставить его в ближайшую хоть сколько-нибудь сносную больницу. С Сережей все в полном порядке. Только скучает очень по тебе и по отцу. Я вот принес тут кое-что из еды и фруктов для тебя. Буду приходить. А когда выпишешься, будешь жить с нами. Я пошел.

Теперь прошло уже больше года с того дня, как не стало главного редактора газеты «Бестия». Тамара не обманула, живет дома, в Москве, с сыном и отчимом своего покойного мужа. Она даже вновь взяла фамилию Белокурова и пытается выпускать газету Бориса Игоревича, хотя пока что у нее не очень клеится и за все время вышло два весьма чахлых номера. В выходных данных Тамара пишет: «Главный бестиарий Сергей Белокуров», имея в виду Сережу, которому недавно исполнилось четыре года и он, конечно же, мало принимает участия в издании. Но когда вырастет - все будет принадлежать ему.

Николай Прокофьевич сильно сдал, чаще прежнего жалуется на жизнь, и будет очень обидно, если следом за средним Белокуровым не станет и старшего. Сергей Михайлович Тетерин пытался свести с ним свою матушку, Людмилу Петровну, но тщетно. Они оказались очень разными людьми. Дважды она была вместе с сыном в гостях у Белокуровых и много прекрасных слов сказала о покойном Борисе Игоревиче.

Тетерин больше не практикует в качестве черепослова у новых русских питекантропов. Он дал зарок не связываться с ними, и даже не потому, что ему пригрозили сами же питекантропы. Одному из них стало подозрительно, что у какого-то хренолога в банке компьютерных данных хранится вся его бесценнейшая черепушка. Он прислал к Тетерину своих людей, и те изложили Сергею Михайловичу просьбу своего шефа уничтожить плоды деятельности частной краниологической лаборатории. Его даже насильно возили для переговоров сначала куда-то в центр, потом куда-то на Кунцевскую, потом на Юго-Запад, но все в итоге обошлось благополучно. Его отпустили, и он поклялся не иметь больше дел с черепами лучших людей нынешней России. Однако и в комиссию по исследованию останков царской семьи Сергея Михайловича тоже не взяли, и он остался не у дел. Правда, нисколько не жалеет ни о чем, хотя и возмущается работой комиссии, а главное - самим фарсом захоронения этих, как он говорит, «якобы царских костей». Зато он частенько ездит в тверскую землю и наведывается к отцу Василию Перепелкину вместе с историком Чижовым, многие идеи которого ему показались близкими, и они даже собираются писать вместе какую-то книгу. Конечно же, о неповторимых особенностях России!

Сергей Михайлович по-прежнему не женат. Евдокия однажды звонила ему и сказала:

- Если ты попробуешь только вынюхивать что-либо о местонахождении великого чемпиона, тебе несдобровать.

- Успокойся, - ответил он. - Я не собираюсь разыскивать твоего маньяка, хотя, конечно же, этого гада следовало бы отработать в режиме правоохранительных органов. Передай ему, что я советую всему обществу сознания Ч немедленно прекратить в России свою злокачественную деятельность.

Вячеслав мог бы вполне гордиться последней фразой. Он, кстати, тоже продолжает навещать Радоницы и, что приятно, кажется, стал не таким зубодробительно-рьяным. И от необдуманных сообщений о том, кто венчан, кто не венчан, кто нарушает, кто не нарушает, он тоже старается остерегаться. Правда, с женой он до сих пор не сошелся и не обвенчался и говорит о ней: «Она пошла по рукам».

О Ревякине почти ничего не известно, хотя именно благодаря ему удалось тогда замять дело о странной и подозрительной смерти Бориса Белокурова. Следователь обнаружил-таки пулю в стволе березы - ту, которую выпустил из своего венгерского парабеллума сам покойный. Следователь оказался дотошный

- пуля сидела в стволе дерева на высоте четырех метров от земли. Лучше бы он бросил свою энергию на поиски «Ельцина» и «Клинтона», совершивших разбойное нападение на Радоницы и укравших Черного Дионисия. Но отец Василий даже и слышать не хотел о заведении против них следствия и уголовного дела. Он говорил: «Пусть Черный Дионисий останется при них! Я же их прощаю».