Евгений Шварц - Михаил Михайлович Кунин

* * *

В Москве Шварц провел на этот раз три недели с 25 мая по 17 июня. Он приехал в воскресенье, и Комитет по делам искусств был закрыт, поэтому прямо с Курского вокзала Евгений Львович зашел к Маршаку. В это время у хозяина дома завтракали Шостакович и Яншин, обсуждавшие с ним постановку пьесы-сказки Маршака «Двенадцать месяцев» во МХАТе. После этого они вчетвером отправились обедать. За обедом они задержались и почувствовали по пути, что приближается комендантский час и они опаздывают. У Маршака был пропуск, но он забыл его дома. «И мы увидели, – вспоминал Шварц, – что идет последний троллейбус, как раз нужный нам номер, но до остановки далеко. И Маршак вышел на мостовую и поднял руку. И троллейбус остановился. И Маршак сказал: “Я писатель Маршак. Мы опаздываем домой. Подвезите нас!” И вагоновожатый согласился… И я с удовольствием чувствовал себя в сфере Маршака, в обаянии его энергии и уверенности особого рода. Скорее поэтической…» И действительно, обаяние энергии Маршака не уходило с годами, а Шварц, как и в двадцатых, оставался его младшим, но близким другом.

В письме Малюгину Шварц передал свое настроение и краткие впечатления от совещания драматургов: «Сижу в Москве и раздумываю, как Гамлет какой-нибудь: закрепляться здесь или всё-таки ехать в Сталинабад. Здесь Юнгер, которая описала мне, как там хорошо и как там ждут нас… Прошло совещание. Интересно говорили Юзовский, Бояджиев, Дикий. Вообще было интереснее, чем можно было ждать. Попросите Рудника, чтобы он изобразил Вам, как выступал Охлопков[78]. Описать это нельзя. Это можно только сыграть…»

По возвращении в Киров Шварцы окончательно решили переезжать в Сталинабад – тем более что Гаянэ Николаевна разрешила Наташе уехать вместе с отцом. Причину отказа от «закрепления» в Москве Евгений Львович пояснил в письме к Малюгину: «В Москве надо было на полгода, по крайней мере, спрятать самолюбие в карман, забыть работу, стать в позу просителя и выпрашивать в Союзе писателей и Литфонде комнату, паек, уважение и почет. А я человек тихий, но самолюбивый. И даже иногда работящий. И легкоуязвимый. Выносить грубости сердитых и подозрительных барышень, работающих в вышеуказанных учреждениях, – для меня хуже любого климата. И вот мы уехали в Сталинабад…»

В дорогу они двинулись в ночь на 10 июля 1943 года. Путь в Таджикистан лежал через Новосибирск, где работал в то время ленинградский Новый ТЮЗ. Впоследствии режиссер этого театра Владислав Андрушкевич рассказывал о том, что Шварц привез с собой не законченную на тот момент версию пьесы «Дракон» и предлагал ее для постановки Борису Зону. «Пришел ко мне Евгений Львович, – вспоминал Андрушкевич, – и стал рассказывать о своей новой пьесе, у которой еще нет твердого варианта последнего акта. “Читал Акимову – ему очень нравится, хочет ставить, но он куда-то не туда меня тянет. Сегодня показал Зону, а он тянет в другую сторону”. Всем известно, что Н. П. Акимов и Б. В. Зон были самые близкие его друзья, как в творчестве, так и по человеческой линии. “Я, – говорит, – спрашиваю Зона: мне нужен режиссер, который по своему почерку был бы между тобой и Акимовым. И кого, ты думаешь, он назвал? Тебя. Вот я и пришел с предложением”. К моему великому огорчению, я не смог по независимым от меня причинам поставить “Дракона” и оправдать доверие своего учителя Б. В. Зона и не подвести любимого автора, но до сих пор ещё живу с этой мечтой».

Не исключено, что всю эту сценку Шварц придумал как очередной розыгрыш, поскольку основным вдохновителем работы над пьесой был именно Акимов, и сомнительно, чтобы Евгений Львович готов был отдать ее в другой театр, но такая легенда существует.

Глава седьмая

Новая вершина

И вот 24 июля Шварцы прибыли в столицу Таджикистана. «Юг, масса зелени, верблюды, ослы, горы, – писал Евгений Львович в дневнике сразу по приезде в Сталинабад, – Жара. Кажется, что солнце давит. Кажется, что если поставить под солнечные лучи чашку весов, то она опустится. Я еще как в тумане. Собираюсь писать, но делаю пока что очень мало… Хочу поездить, походить по горам…»

Сразу по приезде Шварцам предоставили удобную квартиру в центральной части города, в двухэтажном каменном доме на улице Пушкина. Теперь предстояло обсуждение с Акимовым рабочих вопросов. И хотя писатель привез с собой готовый и полностью переделанный сценарий «Принцессы и свинопаса», переименованный в «Голого короля», Акимов сразу же спросил о том, как идет работа над пьесой «Дракон». Николай Павлович ждал ее завершения с того момента, как Шварц еще до войны прочитал первое действие «Дракона» в театре. И теперь Евгений Львович с удвоенной энергией продолжил эту работу. Он был настолько увлечен «Драконом», что, когда новой версией «Голого короля» заинтересовался директор студии «Союздетфильм» Сергей Юткевич и просил его, сделав финальную корректуру, прислать ему рукопись, Шварц ничего Юткевичу не отправил.

С момента прибытия в Сталинабад он фактически стал «правой рукой» Акимова, который оставлял его исполнять обязанности художественного руководителя театра вместо себя. «Когда мне приходилось уезжать по делам в Москву, – вспоминал Николай Павлович, – а эти поездки по условиям того времени длились не менее месяца, он оставался моим официальным заместителем, ответственным за порядок, дисциплину и успехи театра. Должность директора театра, которую ему фактически приходилось выполнять, была, пожалуй, самая неподходящая из всего, что ему случалось делать в жизни.

Доброта, деликатность и душевная нежность этого замечательного человека не мешали ему в своих произведениях энергично бороться со злом в больших масштабах, но сделать замечание отдельному человеку он был не в состоянии. А такой коллектив, как театр, к сожалению, иногда требует в лице отдельных своих представителей строгого обращения. И всё-таки я не мог жаловаться на своего заместителя, вернее, на результаты его деятельности во время моих отлучек, хотя достигал он этих результатов своеобразным, одному ему присущим способом: он настолько огорчался всякой неполадкой и проступком, что наиболее “закоренелые”, в театральных масштабах измеряя, нарушители боялись огорчить такого хорошего человека».

Уже в августе Акимов уехал в Москву на целых два месяца, оставив заместителем Шварца. В начале сентября он писал из Москвы: «Дорогой Евгений Львович! Ну, как пост худрука? Не сладко? Или ничего? Тогда уступаю Вам место!»

Тем временем в «верхах» созрело решение перевести Театр комедии в Москву. Предполагалось первоначально организовать шестимесячные гастроли, а затем и формальное прикрепить театр к столице. Однако Акимов мечтал поставить «Дракона» еще в Сталинабаде, чтобы этой премьерой открыть московские гастроли. «Жмите во всю и с блеском, – писал он Шварцу. – Репутация у “Дракона” уже хорошая. Скажите труппе, что предстоят гастроли в Москве, которые решат участь театра. <…> Если сейчас не