Освобождая Европу. Дневники лейтенанта. 1945 г - Андрей Владимирович Николаев

«убит», но язык не поворачивался выговорить это слово. Не мог я так вот сразу, в такой день, нанести удар этой несчастной молодой женщине. И я солгал:

– Зейен зие ум ин унбезоргт. Эр гератэ ин Гефанген-шафт. (Не беспокойтесь о нем. Он в плену.)

– Нун гут, – сказала она и заплакала, – биттэ, зетцен зие зихь. Во хабен зие ин гэзейен цум летцтэнмаль? (Где вы видели его в последний раз?)

Она понимала, что я неважно говорю по-немецки и старалась произносить фразы медленно, четко выговаривая слова и даже подлаживаясь под мои обороты речи.

– Ихь зейе ин цум летцтэнмаль ин Санкт-Пёльтен, – ответил я и, чтобы более не продолжать разговора, ставшего уже для меня тяжким, вышел из комнаты.

Через полчаса, умывшись во дворе горячей водой, сняв с себя пропыленный комбинезон и надев чистое летнее обмундирование, я вышел к дамам, которые вместе с Квасковым сервировали чайный стол в гостиной.

На белоснежной скатерти в хрустальной вазочке я увидел абрикосовый конфитюр, который почтенная дама, улыбаясь, ставила в центре, и наше печенье фабрики «Рот Фронт» в плетеной корзиночке, извлеченное Квасковым из моего вещевого мешка. Шуркин крутил ручку патефона, ставил пластинки, а почтенная дама растроганно подпевала густым контральто: «Ах, блейб бей мир. Ах, блейб бей мир». (Ах, побудь со мною.)

– Ну как, ночевать-то в бункере будешь? – озорно подмигивая, спрашивает ее Шуркин.

– О! Зачем же в бункере?! Я лягу в комнате рядом с фрау фон Шмидт, – отвечает почтенная сивилла, добродушно смеясь.

После чая мы еще долго сидели за столом, мирно беседовали. И я танцевал по очереди с обеими женщинами.

– Первоначально вы произвели на меня совершенно иное впечатление, – призналась почтенная дама, кокетливо улыбаясь.

– Первоначальное впечатление часто бывает ошибочным, – смеясь, отпарировал я.

Разошлись все по комнатам далеко за полночь. Мне постелили в кабинете на удобном и мягком кожаном диване. Долго лежал я, смотря в открытое окно – на небо, на звезды, на деревья. И никак не мог заснуть – события минувших суток мелькали, как стеклышки в калейдоскопе.

Так заканчивался день 9 мая 1945 года – первый день МИРА на исстрадавшейся Земле.

10 мая. Поутру распрощались мы с фрау фон Шмидт, с пожилой и почтенной дамой, почему-то так и не узнав ее имени, тронулись далее. Имея направление на чешский город Йиндржихув-Градец.

«В Чехии праздничное настроение, – пишу я домой, – юноши и девушки встречают нас цветами, улыбками, криками „Наздар“! Белые домики и цветущие на солнце сады радуют сердце».

Дороги не справляются с потоком автомашин, танков, кавалерии и пехоты. Навстречу нашему движению идут громадные колонны пленных, и рядом с нашими девушками-регулировщицами стоят с жезлами в руках немецкие офицеры, следя за дисциплиной и помогая руководить потоком этой огромной массы людей. Наши солдаты, сидевшие в кузовах машин на ворохе армейских шмоток, озорно кричат: «Давай, давай, фрицы. Арбайтен нах Сталинград!» Пленные идут понуро, оглядываются, натужно улыбаются.

Лишь к вечеру добрались мы до места назначения – лес в десяти километрах от города Йиндржихув-Градец, пройдя за день 35 километров.

– Ну, разведка, за боевую службу тебе спасибо! – Подполковник Шаблий в веселом настроении. – Теперь тебе тут делать нечего. Поэтому давай бери себе солдата, бочку бензина в кузов, продуктов, документы и с утречка собирайся в путь. Подбирать отставших. Коваленко подберет тебе все, что нужно, – где и какие машины застряли и кого в полку не хватает.

11 мая. Едва рассвело, я выехал на машине Никифорова, взяв с собою самого «старого» в полку разведчика – Сашку Логинова. Никифоров меня не радовал. Я знал, что он хитрый и плутоватый пьяница, за которым постоянно нужно следить. Что касается Сашки Логинова, то я бы аттестовал его как образцового солдата военного времени. Это был малый сильный, спокойный, смекалистый, деловой и неторопливый, храбрый и уравновешенный. Лицом не красивый, но обаятельный. В полку Сашка с момента его формирования, постоянно на передовой, непременный участник всех стычек с противником и не имевший ни единой царапины. Награжден Сашка скромно, но по полковым понятиям и не бедно – три серебряные медали «За отвагу» и «За боевые заслуги». В линейном полку на большее и трудно было рассчитывать.

Окончившаяся война не принесла Сашке Логинову ни радости, ни счастья. Бывалому и видавшему виды, свободолюбивому разведчику не по душе пришлась послевоенная строевая муштра. Сашка затосковал, запил, налакался какой-то дряни и в муках умер на лазаретной койке.

В Славоницах мы остановились в том же доме, где жила Финни фон Шмидт. Зайдя в ее комнату, я встретил там двух интеллигентного вида мужчин. Финни представила их мне, как сослуживцев ее мужа, инженеров, приехавших за ней из Вены.

13 мая. Два дня провел я в компании этих приятных и добродушных австрийцев. Беседовали мы в пределах языковых возможностей, танцевали под патефон. Финни обаятельная женщина – в ней ощутима какая-то особенная аристократическая простота. Ей шел двадцать второй год. В отношениях со мной я не замечал даже признаков кокетства. Но женственность ее была настолько обворожительной, что чувствовал, как начинаю терять голову. Спал я в кабинете, на том же кожаном диване.

Поутру мы тронулись в путь. При расставании Финни сказала мне фразу, выученную ею по-русски с мягким австрийским акцентом:

– Герр Андрэ! Мы расстаемся, чтоби никогда больше не увидеться. Прощайте!

Она крепко обняла меня и поцеловала.

– Нэемен Зие биттэ диезэ Миниатюрфото аус дем Гедехтнис. (Возьмите, пожалуйста, это миниатюрное фото на память.), – прошептала она мне в ухо и вложила в ладонь свою маленькую фотографию, величиной с ноготь, вырезанную из общей, групповой.

Я довольно долго хранил ее, но со временем она затерялась.

От Славониц на Дагницу ехали через густой лиственный лес по обычной проселочной, немощеной дороге. Как вдруг ни с того ни с сего у Никифорова глохнет мотор. Чертыхаясь и матерясь, он вылезает из кабины, собираясь поднять крышку капота. Но! На полпути замирает с таким видом, словно увидел привидение наяву. Обычно красная его рожа покрывается какой-то серой бледностью, нижняя губа отвисла, глаза неестественно расширились, и он заплетающимся языком шепчет:

– Лейтенант. Мы на минах! Вылазь с машины. Только осторожно.

Я выпрыгиваю из кабины. За мной Логинов. Смотрим: машина передними колесами стоит на двух противотанковых минах. Боевые взрыватели тонкими усиками торчат в полутора сантиметрах от каждого из колес.

Не заглохни мотор, задними колесами мы непременно бы раздавили эти чувствительные шпеньки, и нас бы непременно разнесло вместе с бочкой бензина в кузове.

– Ну, брат, – нервно ухмыляется Сашка Логинов, – ко времени у тебя моторы глохнут.

За нами