Царь Иоанн IV Грозный - Александр Николаевич Боханов

Современный биограф Иоанна Васильевича не сомневается в его намерении отбыть в Англию. Царь имел в сентябре 1567 года секретную беседу с английским посланником Антонием Дженкинсом. Он попросил тогда узнать у Королевы, сможет ли Англия предоставить ему и его семье убежище, «пока беда не минует», а «Бог не устроит иначе»[453]. Эта беседа состоялась в разгар Опричнины. В тот момент велась борьба не на жизнь, а насмерть с аристократией и подобная мысль не казалась безосновательной. Из этой беседы, зафиксированной Дженкинсом в официальном отчете, ровным счетом ничего не следует, кроме того, что она имела место. Может быть, то был изощренный политический зондаж, а возможно – настроение минуты. Точно уже ничего не узнаешь, но в любом случае – здесь неуместен категорический императив, для которого не существует сколько-нибудь веских аргументов.

На столь же «надежной» информации базируются и спекуляции об английских матримониальных планах Первого Царя. Принято считать, что эту мысль «заронил» пресловутый лекарь-вестфалец Бомелий, долго обретавшийся в Англии и хорошо осведомленный о положении дел при английском дворе. Елизавета вступила на престол в 1558 году, имея двадцать пять лет от роду. Она не была замужем, и эта тема чрезвычайно занимала и английский истеблишмент, и монархические дворы Европы. Желающих покорить сердце «королевы-девственницы» находилось немало. Женихи к ней сватались, причем самые высокородные. Но она всем отказала, зная, что как женщина она должна бы иметь мужа, но как Королева обязана думать только об интересах Британии. И она всех отвергла, умерла старой девой и не раз говорила, что она – «замужем за Англией».

Якобы в числе женихов-неудачников фигурировал и Первый Русский Царь. Встречаются утверждения, что в Англию был даже отправлен портрет «Самодержца всея Руси», а из Лондона поступил в Москву портрет «Королевы Лизаветы», которого, правда, потом никто не видел. Если это действительно так, то вряд ли Царь был «пленен» Елизаветой Тюдор; даже прижизненные парадные портреты не могли скрыть природную непривлекательность. В конце концов, это не самое важное: династические браки редко заключались, так сказать, на «эстетической» основе…

Елизавета являлась «природной государыней», и ее исключительный общественный статус с этой точки зрения в глазах Иоанна не подлежал сомнению. Можно предположить, что Царь мог считать такую избранницу достойной себе, но конечно же не ровней. Он – Царь православный, истинный водитель и пастырь «людей христианских». Елизавета же нераздельной власти не имела, слушала «советников», иными словами – жила не своим умом, как то и полагается «обычной девице». Однако при всем при этом мысль о женитьбе на заморской владычице Иоанну могла показаться привлекательной по той причине, что такой брак не имел корней на Руси и не привел бы к возвышению какого-то соплеменного рода.

Личный опыт убеждал: как только «Самодержец всея Руси» вступал в брак со своей «обычной девицей», то неизбежно происходило возвышение и всей ее родни. Так было и в случае женитьбы на Анастасии Захарьиной-Юрьевой (1547), и на Марии Черкасской (1561), и на Марии Нагой (1580). Все их родственники сразу становились «сродниками Царя», занимали почетные и влиятельные должности, а гордость начинали являть выше всякой меры. Потому и постоянно требовалось «обуздание», чтобы лично не возносились чуть ли не до царского предела.

Высказанное – только логические аргументы, обусловленные психологическим строем личности Первого Царя. Никаких документов, надежных свидетельств, подтверждающих намерение Иоанна связать свою семейную жизнь с «сестрой Лизаветой» не существует, хотя в литературе можно найти категорические выводы о том, «что увлечение Грозного английским делом не подлежит сомнению»[454].

Царь сказал английскому послу Джерому Боусу (Bowes), что намерен отправить в Лондон посла, чтобы сосватать себе родственницу Королевы Марию Гастингс, дочь лорда Гастингса. И такой посол, Федор Писемский, весной 1582 года был отправлен, торжественно встречен в Лондоне, удостоился приема у Королевы и увидел потенциальную невесту. Все это так, но думается, что эта была очередная дипломатическая игра Царя, который в зрелые лета никому уже не открывал своих истинных намерений. Он давно был невысокого мнения о порочной и подлой человеческой природе, которая ему бессчетное количество раз являлась именно в своем непотребном обличье. В последние годы жизни он уже не верил никому, а потому и никому не открывал то, что лежало на сердце.

Точно можно сказать лишь то, что слухи о желании Царя жениться на Королеве Елизавете много лет распространяли английские купцы. Сводный перечень их, как всегда в таком случае, можно найти у Джерома Горсея. По его словам, «беспокоясь о том, как бы избежать участи своих жертв, он подробно расспрашивал Элизиуса Бомелиуса … о том, сколько лет Королеве Елизавете, насколько успешно могло бы быть его сватовство к ней. И хотя он имел причины сомневаться в успехе, так как две его жены (!!! – А.Б.) были еще живы, а кроме того, Королева отказала в сватовстве многим королям и великим князьям, однако он не терял надежды, считая себя выше других государей по личным качествам, мудрости, богатству и величию. Он решился на эту попытку; с этой целью постриг в монахини (!!! – А.Б.) царицу, свою последнюю жену, обрекая ее жить как бы умершей для света».

Много и другой нелепицы зафиксировал на страницах своего сочинения Джером Горсей. Из его рассказа выходило, что Царь держал план женитьбы и отъезда в Англию в большой тайне, но старший сын Иоанн и бояре об этом узнали, и чтобы «их успокоить», Царь женился «на пятой жене» Марии Нагой. После смерти царевича Иоанна Самодержец «более чем когда-либо» был «озабочен отправкой в Англию посольства для переговоров о давно задуманном браке». Теперь почему-то он воспылал желанием жениться на «Мэри Гастингс, дочери лорда Генри, пэра Гантингтона». А почему улетучилось намерение жениться на Елизавете; ведь ни официальное предложение об этом в Лондон не поступало, ни официального отказа, естественно, на Русь не приходило.

Горсей ничего этого не разъясняет, но снова и снова повторяет, что Царь, с одной стороны, все время хотел сосватать английскую невесту, а с другой – отбыть в Англию. Если поверить Горсею, то Царь был просто одержим «английской идеей» и был «готов», если «женитьба с родственницей Королевы состоится, закрепить за ее потомством наследование короны»![455]

Горсей сделал в Англии блестящую карьеру: в 1603 году получил рыцарское звание, был членом парламента, а в 1610 году стал шерифом Букингемского графства. Но верить «сэру» нет никаких оснований. Он умел «делать деньги», умел делать карьеру, но не был способен говорить правду, да он и не знал эту самую правду. Его «записки» – каталог злонамеренных сплетен, низкопробное качество которых невозможно не заметить, и странно, что некоторые сочинители до сего дня им верят, хотя уже