Светоч дружбы. Восточный альманах. Выпуск четырнадцатый - Михаил Иванович Басманов

как мы все время утверждаем, то супружеское руководство надо понимать в контексте нашей традиции.

Марс Флоро зашелся от восхищения:

— Подумать только! А мне это никогда не приходило в голову. Возьмите нашу семью — у жены собственный бизнес, как и у меня, но если бы не она, я не мог бы позволить себе разные там штучки! Да здравствует филиппинская жена!

— Которая иногда умеет не видеть вещи, о которых ей кое-что известно, — добавил Аду.

— Ей известно только то, что муж ей сам говорит, — поддакнул Марс Флоро. — Но вы так и не открыли нам — что вы решили подарить?

— А вы? — спросил Аду.

Прыщавое лицо Марса Флоро лоснилось. Он важно поджал пухлые губы.

— Я им глиссер подарю, глиссер с потрясающим итальянским мотором, прошел испытания на озере Комо. Он сейчас в яхт-клубе, а завтра вечером — охрану я предупредил — я пройду на нем по Пасигу — и прямо ко дворцу. Эффектно, не так ли?.. А вы?

— Марс, вы неисправимый прагматик, — усмехнулся Аду и, понизив голос, продолжал: — Моя рубрика, моя телепередача и то, что я им всегда преподносил, — искреннее восхищение. Я уже вам говорил — это за деньги не купишь…

В пятницу утром Аду перестал надеяться. Если его и пригласят сейчас, так только потому, что увидели газету, посмотрели телевизор и вспомнили, что он существует. Он приехал в отель к семи, на час позднее обычного, и, хотя никто не задавал ему вопросов, он понимал, что официанты недоумевают, отчего это он не во дворце. За его столом никого не было — свита тоже знала, где он проводит сегодняшний вечер.

Когда официант подал Аду традиционную кока-колу, Оракул вдруг взвился:

— К черту, Алекс! Почему бы сегодня не подбавить для разнообразия и ром, а? Сегодня мне хочется выпить!

Аду выпил стакан. Потом еще стакан. Как можно было так стереть его с лица земли? Деньги есть, на газету и телевидение наплевать. Что же касается Парочки, черти бы ее взяли, пусть варятся в собственном соку. Аду попробовал посмотреть на себя со стороны. Сколько раз его обзывали проституткой, говорили, что он никогда и не был журналистом, а был Их агентом по связям с публикой, по публичным связям, как кто-то съязвил. С горечью припомнил Аду статью в «Аур пресс», перед тем как прихлопнули этот журнал, в которой его изобразили мальчиком на побегушках — чего изволите? Ну конечно, это было вранье. Аду знал, у него бывали расхождения с Лидером. Ну и что, говорил он о них вслух? Как он мог выступать в поддержку наглейшего пренебрежения правами человека, гражданскими правами? Откровенной безнравственности и коррупции? Генеральской ненасытности? Он часто думал об этих вещах, но потом выбрасывал их из головы. Если бы те, кто нападал на него, знали о его душевных муках!

В эту минуту в баре зазвонил телефон. Официант поднес аппарат к столу. Звонила взбудораженная Рита.

— Господи, наконец ты отыскался! Почему ты не во дворце?

Аду промолчал.

— Звонил генерал Дизон, Лидер спрашивает, куда ты делся и почему ты не там!

— Приглашение, — выдавил он. Щеки его пылали, сердце колотилось.

— Оно же лежало у тебя на столе, а ты, не распечатав конверт, переложил его на полку. Томми мне сейчас сказал, что его принесли в понедельник утром.

Аду положил трубку. Он хохотал во все горло, отваливаясь на спинку кресла, вскидывая руки к пластмассовым висюлькам, болтавшимся на потолке, но хохот переходил в плач, и по его лицу катились слезы. Смех прекратился, и он громко, по-детски рыдал, будто сотрясаемый ураганным ветром. На него смотрели посетители бара.

Бармен молча смотрел на него. Бедный мистер Аду Т. Куартана — всего две порции рома и, пожалуйста, готов.

Перевод с английского М. Николаева.

V

Бхартрихари

И. Д. Серебряков,

лауреат Международной премии имени Джавахарлала Неру

ТРИСТА СТРОФ О МУДРОСТИ ЖИТЕЙСКОЙ, О СТРАСТИ ЛЮБОВНОЙ, ОБ ОТВЕРЖЕНИИ МИРА

В славном университетском городе Лейдене в 1651 году вышла из печати на голландском языке книга с затейливым, но характерным для того времени «титулом»: «Открытая дверь в скрытое язычество, доподлинно представляющая жизнь, а также религию и богослужение браминское на Коромандельском побережье и других примыкающих землях (с присовокуплением шатак Бартухери, повествующих о пути на небо)».

В этой книге действительно была представлена широкая картина духовной жизни народов Индии, их религии и философии, обрядов, нравов, обычаев, увиденная глазами ее автора голландца-миссионера Абрагама Рогера. После окончания в 1631 году в Лейдене «Индийской семинарии» Абрагам Рогер провел десять лет в Паликате, голландском владении тех времен, несколько севернее нынешнего Мадраса, а затем еще шесть лет в Батавии в Индонезии. На протяжении полутора десятков лет он собирал сведения, которые дали ему возможность создать эту книгу. Снова он увидел родину лишь в 1647 году, а в 1649-м умер, и книга была выпущена благодаря усилиям его вдовы. В 1663 году она была издана в Нюрнберге в переводе на немецкий язык, а в 1670 году в Амстердаме на французском и еще долгое время служила источником сведений о религиозных и философских воззрениях народов Индии — ею пользовались, например, Гердер и Гете. Но особое значение книга Абрагама Рогера имеет потому, что в ней впервые в Европе опубликован памятник классической индийской поэзии — две шатаки Бхартрихари, которым предпослан очерк о жизни их создателя, также первое европейское исследование об индийском классике.

На протяжении второй половины XVII века переводы строф Бхартрихари были опубликованы четырежды. К сожалению, неизвестно, каково было восприятие этих строф читателями того времени. Зато китайский паломник И-Цзин, посетивший Индию за тысячу лет до первых европейских публикаций Бхартрихари, оставил в своих записках свидетельство о великой, всеиндийской его славе. Сегодня слава Бхартрихари всемирна, его читают и в северном и в южном полушариях, и на Востоке и на Западе.

Кто же он такой? И-Цзин в своих записках рисует образ ученого и мыслителя, обладающего поэтическим талантом, мятущейся душой, то приводившей его в поисках душевного покоя в буддийский монастырь, то снова бросавшей его в бурный поток жизни. Он перечисляет несколько грамматических и философских трактатов и приводит одну строфу.

А. Рогер излагает в своем очерке то, что он мог услышать от брахманов, здесь налицо попытка восстановить жизненный путь поэта. По словам Рогера, Бхартрихари был четвертым сыном брахмана от жены из самого низкого в древней и средневековой Индии сословия шудр — первые три родились от жен из сословия брахманов, кшатриев и вайшьев. Бхартрихари слыл «…весьма