Михаил Киссель - Джамбаттиста Вико

Осенью 1729 г. Вико закончил работу над разъяснениями и добавлениями к первому изданию «Новой науки», и огромная рукопись в 300 листов была отправлена в Венецию. Печатание книги уже началось, когда Вико, оскорбленный неуважительным отношением к нему издателя, затребовал рукопись обратно. Напечатать рукопись таких размеров в Неаполе не было никакой возможности. Поэтому Вико, не дожидаясь возвращения отосланных в Венецию материалов, решил заново переработать текст первого издания. За три с половиной месяца (это точно установлено биографами) он написал практически новую книгу, включив в нее из первого варианта «Новой науки» всего лишь несколько отрывков. Это был последний взрыв творческой активности философа. «Вторая Новая наука» вышла в свет в 1730 г. под названием «Пять книг Джамбаттисты Вико об Основаниях Новой Науки об общей Природе Наций», когда автору исполнилось 62 года. Затем как-то быстро наступила старость, но, по счастью, годы одряхления принесли почет и благополучие. В 1734 г. на престол Неаполитанского королевства взошел Карл III Бурбон. По сему случаю Вико написал панегирик и был назначен королевским историографом с подобающим этому званию содержанием. Так за десять лет до смерти ученый избавился от материальных забот. Молодой премьер молодого короля Бернардо Тануччи, прозванный «итальянским Тюрго», повел либеральную политику, католические опричники и их добровольные помощники на время присмирели. Чувствуя упадок сил, Вико хлопочет о передаче кафедры сыну Дженнаро. С помощью влиятельных друзей ему это удалось (тем более, что Дженнаро был прилежный, воспитанный и образованный молодой человек, правда, без всякой искры божьей, что, как тогда считали, обычному университетскому профессору было и ни к чему). С 1741 г. Вико окончательно удаляется от дел, но не прекращает работы над главной своей книгой, перерабатывая текст для нового издания. В ночь на 23 января 1744 г. его не стало. Спустя несколько месяцев вышла в свет «Третья Новая наука».

В «Автобиографии» философ со спокойной уверенностью, как будто речь шла о самоочевидной истине, написал: «Вико несомненно родился для славы своего родного города и, следовательно, Италии». Вот уже больше ста лет, как на его родине никому не приходит в голову в этом сомневаться.

Глава II

НАСТАВНИКИ, ДАЛЕКИЕ И БЛИЗКИЕ

теоретических источниках своей доктрины Вико рассказал сам и в «Автобиографии», и на страницах «Новой науки». Поэтому процитируем для начала нашего автора: «…Вико преклонялся больше, чем перед всеми другими, перед двумя учеными — Платоном и Тацитом, так как благодаря своему несравненному метафизическому уму Тацит видит человека таким, каков он есть, а Платон — таким, каков он должен быть; и как Платон посредством своей всеобщей науки проникает во все области добродетели, которые образуют человека мудрого по идее, так и Тацит нисходит во все те установления пользы, которые среди бесконечных и иррегулярных случайностей, среди коварства и удачи могут создать человека практически мудрого… Таким образом, Вико становился мудрецом одновременно и в тайной мудрости (какова мудрость Платона) и в простонародной мудрости (какова мудрость Тацита). В конце концов ему пришлось познакомиться с Фрэнсисом Бэконом Веруламским, человеком в равной мере несравненно мудрым и в тайной и простонародной мудрости, так как обе они вместе образуют человека универсального… И Вико решил всегда иметь этих трех выдающихся авторов перед глазами и при размышлении и при письме» (3, 489). Впоследствии к этим трем светилам-руководителям он присоединил и четвертого — Гуго Гроция и даже собирался написать комментарий к его знаменитому трактату, «но потом бросил эту работу, поразмыслив, что не подобает католику украшать примечаниями произведение еретика (т. е. протестанта. — М. К.)» (там же, 491). И все же католическое благочестие не помешало Вико высоко оценить самый труд «еретика». Похвальный пример научной добросовестности в те времена, когда очернить приверженца иного вероисповедания считалось нравственной заслугой и гражданской добродетелью одновременно.

Теперь постараемся выяснить, какова роль каждого из названных мыслителей в формировании собственных воззрений Вико. Сделать это в общем далеко не просто, даже располагая сведениями, сообщенными самим автором. С подобного рода ситуацией сталкиваешься всякий раз, когда пытаешься найти компоненты какого-либо творческого синтеза идей. Можно отчетливо сознавать смысл каждой из синтезированных идей до того, как они совершенно непредсказуемым образом соединились в голове творца в новое смысловое единство, и все же этого совершенно недостаточно для уяснения действительной роли каждой из них в новом целом. Необходимо принимать во внимание не только исходные данные (компоненты синтеза), но и конечный результат. В новом смысловом единстве традиционные идеи преобразованы, переосмыслены и по крайней мере частично изменили свое значение. Сравнивая новое их значение с первоначальным, мы получаем представление о том, в каком направлении был преобразован исходный материал. Применим это правило к нашему случаю. Начнем с оказавших на Вико влияние идей Платона и Бэкона. Хрестоматийное знание о доктринах этих философов недостаточно для понимания того, какую помощь они оказали автору «Новой науки», собственные же его разъяснения хотя и проливают некоторый свет, но сами по себе требуют истолкования.

Из процитированного выше отрывка следует, что Бэкон стоит выше Платона (или «тайной мудрости философов», т. е. абстрактно-теоретической философии) и Тацита (или «простонародной мудрости», т. е. практического опыта активного деятеля, находящегося в гуще жизни), ибо соединяет в своем учении, как бы мы сказали теперь, «теорию с практикой». Сочетание имен Платона и Бэкона может поставить в тупик исследователя. Но стоит как следует вчитаться в главный труд Вико, как всякое недоумение рассеивается. Рассмотрим предварительно, как определяет наш автор предмет и метод «новой науки об общей природе наций», ибо здесь и содержится разгадка противоестественного на первый взгляд соединения идей крупнейшего идеалиста античности и основоположника новой философии, вставшей в резкую оппозицию к схоластической традиции, безудержно эксплуатировавшей наследие платонизма.

Общая природа наций — «это как раз и есть собственный предмет нашей Науки», — пишет Вико (3, 103). Но каким образом можно проникнуть в эту «общую природу наций»? Для этого нужно, говорит философ, сначала выяснить, что такое «природа» вообще. Он не имеет в виду природу как естественный мир, противостоящий обществу как совокупному творению людей: «Природа вещей — не что иное, как их возникновение в определенные времена и при определенных условиях; всегда когда последние таковы, именно таковыми возникают вещи» (там же, 77). Следовательно, под «природой» им понимается закон возникновения, пребывания, изменения и исчезновения вещей, а также, как он пишет в другом месте, «поступательное движение, совершаемое нациями» (там же, 377). Возникновение, поступательное движение, а также «Возвращение вещей человеческих» (там же, 442) составляют вместе то, что Вико называет «Вечной Идеальной Историей», «согласно которой протекают во времени Истории всех Наций в их возникновении, движении вперед, состоянии, упадке и конце» (там же, 118). Вот это понятие «вечной идеальной истории» и принадлежит кругу идей платонизма. Оно является фундаментальным во всей конструкции Вико.