Николай II. Бремя самодержца. Документы, письма, дневники, фотографии Государственного архива Российской Федерации - Коллектив авторов

Моя драгоценная душка,

Нежно благодарю за твое дорогое письмо. Мне очень жаль, что я взволновал тебя и заставил тебя рассердиться на два письма Н[иколая][589], но в моей постоянной спешке я не прочел их, так как он говорил очень длинно и подробно. Но он не сказал ничего о тебе, а только о шпионах, фабриках, рабочих, беспорядках, министрах и общем положении внутри страны!163 Если бы он сказал что-нибудь о тебе, неужели ты сомневаешься, что муженек не заступился бы за тебя?

Я должен еще прибавить: он не хотел отдавать мне эти письма, я забрал их у него, и он отдал их очень неохотно! Я, конечно, не защищаю его, а объясняю факты, как они есть.

Нога Бэбички немного лучше, он спал очень хорошо, боли были около четверти часа вечером.

Вчера я принимал этого прекрасного генерала Маниковского, главу артиллерийского департамента, и он рассказал мне многое о рабочих и угрожающей пропаганде среди них и о массе денег, которые раздают им, чтобы они бастовали, а другая сторона не оказывает этому никакого сопротивления, полиция ничего не делает и, кажется, никого не беспокоит, что будет дальше! Министры, как всегда, слабы – вот и результат.

Дневник вдовствующей императрицы Марии Федоровны

9 ноября. Петроград

Затем был Георгий[590], обсуждали с ним[591] многое пополудни. Надеюсь, что он видит ситуацию в слишком черном свете, говорил, что мы на пороге революции, поскольку умы взбудоражены, а доверие исчезло. Надеется, что беседы с Ники четырех разных людей откроют ему глаза и принесут свои плоды. Алексеев[592], Шавельский[593], Николай[594] и, наконец, Николаша[595], которого, по-видимому, было тяжелее и неприятнее всего слушать, сказали ему всю правду. Господи, помоги же ему! На него единственного мы только и можем уповать!

Император Николай II и цесаревич Алексей Николаевич на смотре 1-й Кубанской сотни Конвоя.

Могилев. [1916]

Неизвестный фотограф

Письмо Николая II императрице Александре Федоровне

10 ноября. Могилев

Когда ты получишь это, то уже будешь знать от Штюрмера[596] об абсолютно необходимых теперь переменах. Мне жаль Протопопова, он хороший, честный человек, но он бросался от одной идеи к другой и сам не мог решиться определить свое мнение. Я заметил это с самого начала. Говорят, что несколько лет назад он был не вполне нормален из-за какой-то болезни. Рискованно оставлять в таких руках Министерство внутренних дел в такое время! Пока идут эти перемены, Дума будет закрыта на 8 дней, иначе они бы сказали, что это делается под их давлением 164. Во всяком случае, Трепов постарается и сделает все, что может. Он вернется, думаю, в воскресенье, со списком имен, о которых мы говорили со Штюрмером и с ним. Только, пожалуйста, не вмешивай сюда нашего Друга!

Ответственность лежит на мне, и, значит, я должен быть свободен в своем выборе.

Письмо великого князя Георгия Михайловича Николаю II

11 ноября. Петроград

Затем считаю долгом написать тебе, после длинных разговоров с доблестным и редко преданным тебе ген[ералом] Брусиловым[597], о тех прискорбных явлениях, которые мне пришлось уже замечать не только в тылу, но и здесь.

Положительно у всех заметно беспокойство за тыл, т. е. за внутреннее состояние в России. Прямо говорят, что если внутри России дела будут идти так, как теперь, то нам никогда не удастся окончить войну победоносно, а если это действительно не удастся, то тогда конец всему. Ненависть к Штюрмеру чрезвычайная.

Тогда я старался выяснить, а какие же меры могли бы излечить это состояние? На это могу ответить, что общий голос – удаление Штюрмера и установление ответственного министерства для ограждения тебя от обмана различных министров.

Эта мера считается единственною, которая может предотвратить общую катастрофу. Если бы я это слышал от левых и разных либералов, то я не обратил бы на это никакого внимания. Но это мне говорили и здесь говорят люди, глубоко преданные тебе и желающие от всей души блага только тебе и России нераздельно; вот почему я решился написать это тебе.

Признаюсь, что я не ожидал, что я услышу здесь, в армии, то же, что я слышал всюду в тылу. Значит, это желание всеобщее, глас народа, глас Божий, и я уверен, что Господь тебе поможет пойти навстречу всеобщему желанию и предупредить надвигающуюся грозу из нутра России.

Прости, что я тебе так откровенно написал, но совесть моя заставила меня написать это именно из армии, ибо я услышал это из уст самых преданных тебе, глубоко порядочных и отважных людей, и писал я тебе это письмо, как верноподданный и горячо тебя любящий человек.

Письмо императрицы Александры Федоровны Николаю II

12 ноября. Царское Село

Голова у меня идет кругом. Уверяю тебя, что это ради тебя и ради Бэби, поверь мне. Мне все равно, что будут говорить обо мне дурные люди, но, когда стараются оторвать от нас честных, преданных людей, которые любят меня, – это ужасно несправедливо. Я всего лишь женщина, которая сражается за своего господина и свое дитя, за два драгоценнейших существа на свете – и Бог поможет мне быть твоим ангелом-хранителем, только не лишай меня точки опоры. Когда ты так же был только с нами двумя против всех, кто обещал революцию, если ты поедешь [на фронт], ты противостоял им, и Бог благословил твое решение. Я опять повторяю – дело не в имени Протопопова, а в том, чтобы ты оставался тверд и не сдавался. Правит царь, а не Дума. Прости меня за то, что я опять пишу, но я борюсь за твое царствование и будущее Бэби.

Бог поможет, будь тверд и не слушай людей, которые не от Бога, а трусы.

Телеграмма Г. Е. Распутина императорской семье

25 ноября

Верьте, не бойтесь, сдайте все свое маленькому в целости как от отца получил, то и его сын получит.

Дневник Николая II

2 декабря. Царское Село[598]

Утром до прогулки ко мне пришел Воейков. От 11ч. до часа принял Трепова[599], Барка[600], Половцова – тов[арища] м[инистра][601]<…> и Шаховского[602].

Гуляли рядом с шарабанчиком Аликс. Читал. Вечер провели у Ани в беседе с Григорием.

4 декабря

В 10 ½ поехали к обедне. Так хорошо молиться в Феодоровском соборе с казаками и солдатами. <…> Много читал и сильно грустил!

Письмо