Вдова Клико. Первая леди шампанского - Ребекка Розенберг

– Папá, я должна вам признаться. Я чувствовала у нее запах яда, но игнорировала его. Мне надо было сообщить вам об этом.

Он глядит мимо меня, потом до него доходит смысл моих слов, и он роняет мою руку и отворачивается.

– Маман желала тебе только добра, а ты всячески сопротивлялась. Ты думаешь только о себе, и тебя не волнует, что ты обижаешь людей. И вот теперь твои эгоизм и самомнение стоили жизни твоей матери.

Каждое его обвинение пронзает мне грудь.

– Вы правы, папá. Я должна была остановить ее.

Его рука показывает на дверь.

– Покинь этот дом.

– Нет, папá. – Я хватаю его за лацканы. – Позвольте мне увидеть ее. Мне нужно ее увидеть.

– Сейчас не время для сожалений и признаний. Твоя мать умирает. – Он хватает меня за плечо. – Твоя мать покинет этот мир с улыбкой на лице.

Вырвавшись из его рук, я бегу наверх по ступенькам и слышу за спиной его рыдания.

Маман лежит в постели, большие комки припарки привязаны к ее ранам. Мне в ноздри ударяет запах елового гроба, но я отказываюсь его блокировать.

– А-а… мой маленький Нос. – Ее худые пальцы гладят мою руку. – Я предлагаю тебе сделку. – Она дышит со свистом.

– Я согласна на все, маман.

– Я откажусь от зеленого цвета, если ты выйдешь замуж. – Она улыбается тонкими зелеными губами.

Мое сердце разрывается от жалости и стыда. С самого рождения я отказывалась слушать ее голос приличия и здравого смысла.

Я с нежностью сжимаю ее руку.

– Тогда я пойду к моему другу и отвечу на его предложение.

– Самое время. – Ее смех переходит в слабый кашель.

– Вы правы, маман. Пора. – Я целую ее в обе щеки, больше не залепленные сердечками и цветочками, теперь все болячки на свету.

Мы хороним маман на фамильном кладбище Понсарденов возле лабиринта. Папá заказал двойной могильный камень с их именами, датами рождения и смерти. Его даты открытые.

– Барб-Николь, я знаю, что ты говорила ей. Она не стала тебя слушать. – Жан-Батист старается утешить меня на похоронах. – Ты не должна себя винить за решения, которые принимают другие люди. Его бледно-фиолетовые ногти прижимаются к рубашке с защипками. – Я знаю это лучше, чем все остальные.

После похорон папá удаляется в незаконченный флигель и запирает массивную дверь. Каждый день я стучусь в нее и на пороге оставляю ему еду. Я молюсь, чтобы когда-нибудь он открыл дверь и мы поели бы вместе.

У могилы маман я сажаю куст гардении, чей запах всегда не могла терпеть. Теперь я лелею ее вечные духи.

* * *

Почему понадобилась трагедия, чтобы показать мне, как сильно я люблю Луи? Он был моим верным компаньоном после смерти Франсуа, помогал мне расширять винодельню. И вот теперь, когда война разрушила всю торговлю, он просит меня выйти за него замуж. Его не винодельня интересует, а я.

Я запрягаю Призрака в кабриолет и еду в таверну «Кокатрис», она находится в оштукатуренном помещении с тяжелыми поперечными балками. Я понимаю, почему Луи чувствует себя здесь как дома. Куры бегают и клюют зеленую траву во дворе: белые эльзаски и немецкие бентамки с пышной грудью и экзотическими хохолками, оранжевым оперением и черным хвостом. Парочка петухов щеголяет ярко-красными гребнями и бородкой. Лошадь тянет шею к желобу и пьет.

Старый, хромой немец в горчично-желтых штанах и баварской жилетке выходит из таверны с большой глиняной миской, прижатой к животу. Он разбрасывает корм, и куры сбегаются к нему, хлопая крыльями.

– Доброе утро, – говорю я. – Мне нужен Луи Боне.

– Кто его спрашивает?

– Я его работодательница.

– Так вы вдова Клико? – Он обводит меня взглядом с головы до ног, и я чувствую, как у меня встает дыбом шерсть на загривке.

– Я пришла не для инспекции. Луи в таверне? – В окнах я не вижу никаких признаков жизни.

Он бросает корм у моих ног, и меня окружают куры.

– Господин Боне ждал известий от вас больше недели. Сидел тут в этом кресле, глядел на дорогу и читал «Дон Кихота». – Он сердито фыркает. – Я знаю, он уважал вас, вдова Клико, но я хочу вам сказать, что нельзя так обращаться с работниками. Даже с простым разъездным агентом.

– Мы заканчивали сбор винограда и давили его. – Еще у меня умерла мать, но я не хочу приводить это в свое оправдание. – Луи знает, как мы заняты в такое время. Он мог бы и сам приехать ко мне.

– У мужчины есть гордость. Ему казалось очень важным, чтобы вы пришли к нему.

– Ну, вот я и пришла. Позвольте мне поговорить с Луи.

Немец снова фыркает.

– Вы все не приходили, и однажды он страшно напился и сделал предложение моей служанке Беатрис, красивой девушке вот с такими большими… – Он подносит руку к груди. – Он увез ее в Мангейм. – Он бросает очередную горсть корма мне под ноги, и куры склевывают его с моих туфелек.

– Вероятно, вы ошиблись. Луи сделал мне предложение. – Внезапно я чувствую приступ тошноты и хватаюсь за живот.

– Очевидно, вы ничего не ответили ему. – Он усмехается щербатым ртом. – Моя служанка оказалась не такой привередливой. Он нравился ей много лет, но его всегда интересовали вы.

– Он сказал, когда намерен вернуться?

– Беатрис уволилась с работы и забрала с собой все свое добро. Мне будет не хватать ее. Она прекрасно готовит.

Куры гадят вокруг моих туфелек, их черно-желтый помет гуще и больше, чем у наших кур. От отвратительной вони у меня скручивает живот.

– Где у вас туалет?

Старик показывает на дверцу с луной и звездами. Но я уже не могу сдержаться, и меня тошнит на траву.

* * *

Я глажу Феликса, лежащего на моем письменном столе. За окнами меркнет дневной свет, тени удлиняются и падают на книжные полки. Не могу сказать, что сержусь на Луи. Не могу я винить и судьбу. Я сама определила ее: нелегкую судьбу вдовы и единственной хозяйки винодельни «Вдова Клико-Понсарден».

Филипп советует мне закрыть винодельню. Войны сделали невозможным предпринимательство. А без Луи… ну… Гроссбухи не лгут: расходы превышают доход. Но как быть с сотней работающих у меня вдов, которые должны кормить свои семьи?

Проглотив гордость, я пишу Луи на его адрес в Мангейме, представляя себе, как он там живет со своей красивой невестой. Стиснув зубы, я поздравляю его с женитьбой и прошу остаться у меня разъездным агентом.

Луи не отвечает. По-видимому, это и есть его ответ. Луи ушел.