Заставить замолчать. Тайна элитной школы, которую скрывали 30 лет - Лэйси Кроуфорд

Все едино. Гори оно все огнем. В стройных расчетах полной трудолюбивой протестантской семьи не было места таким катастрофам, как анализы на ЗППП в детской поликлинике, где всего три года назад мне прокалывали уши. Я помнила все случаи, когда меня возили по этой извилистой улочке. И плывущей от температуры, и паникующей в преддверии уколов. Я вспомнила, как мама гнала как сумасшедшая, когда брат порезал палец жестянкой из-под печенья. Его детское одеяльце было залито кровью, а он поедал крекеры, которые мама дала ему, чтобы успокоить. Большие ярко-розовые крекеры казались гвоздиками в его ручках. Я сидела непристегнутой и получала огромное удовольствие, раскачиваясь на поворотах. Сказала об этом маме и получила в ответ ее сердитый взгляд. Брат не плакал, поэтому я не задумывалась о том, почему мы так спешим. Мне просто нравилась такая гонка.

Маме очень понравилось, что полицейским Конкорда должно быть известно, что со мной случилось. Похоже, она и не знала, что школа была обязана уведомить их об этом.

«Посмотрим, как отнесется к их звонку ваш ректор. Хорошо, что этим займутся органы правопорядка, тебе не кажется?»

Я не понимала, что в этом может быть хорошего.

«Ты так не считаешь?»

А что, по-моему, должно было произойти после того, как я ей скажу? Да я просто не подумала об этом. Я не просчитала наперед, а теперь ничего не контролирую. Этим занимаются другие люди. И я не в силах это прекратить.

Сообщение об изнасиловании автоматически влечет за собой анализы крови и требования о возбуждении уголовного дела. Эти юридические процедуры стали следствием того, что я придала огласке это событие, рассказала о том, что со мной произошло единственными словами, которые смогла найти, и в единственный момент, который сочла подходящим. Свидетельство очевидца активирует цепочку реакций. Это значит, что ты чувствуешь ответственность не только за то, что с тобой произошло, но и за все, что будет дальше.

Странным было то, что моим родителям так никто и не перезвонил. Они оставили сообщение моей бывшей наставнице мисс Шэй, поскольку мама всегда испытывала к ней особую симпатию и полагала, что это взаимно. Они звонили моей наставнице миссис Фенн. Они еще раз позвонили преподобному С. Никто из них не перезвонил.

По совету доктора Керроу мама договорилась, что меня примет психолог-консультант. Специалист, работающий с жертвами изнасилования, обнаружился в сорока пяти минутах езды от нашего дома, в Северо-Западном университете в Эванстоне. Я поехала туда одна, на папиной машине с ручной коробкой. Хотя гипса на руке уже не было, держать рычаг переключения передач мне было трудно, и я просто толкала его основанием ладони, как это делал папа.

Офис психолога находился в небольшом коттедже за аккуратной лужайкой. Я припарковалась на улице. При входе я представила себя студенткой колледжа, приехавшей поработать над учебным проектом – что-то о правах женщин или, например, о критике сказок с позиций феминизма. Подумала, кто эти женщины, которые попадаются мне навстречу – может быть, студентки, или психологи, или реальные жертвы изнасилований. Разумеется, я была там чужой, и психолог утвердила меня в этой мысли с первых же минут нашей встречи. Это была цветная дама со сложной прической. Ее подача себя противоречила всем принципам, которым меня учили. Она сидела прямо напротив меня. Неподвижно и прямо. Ступни ног на полу. Я собиралась с духом и, должно быть, казалась ей каким-то поникшим стебельком.

«Не хотите рассказать мне, что произошло?» – спросила она.

Боже, как же мне хотелось изложить ей совершенно другую историю: что-нибудь заманчиво-дихотомическое, возможно, с участием темного переулка или заброшенного проселка. Рычащего полусумасшедшего белого мужчины. Что-то, что оправдывало бы мое присутствие здесь.

Не помню, что я ей ответила.

«Возможно, это потому, что вы пока не готовы об этом говорить», – предположила психолог.

«Ерунда какая. Я уже наговорилась об этом вдоволь, – подумала я. – Я рассказала моим родителям, педиатру, а сейчас расскажу и этой доброй женщине».

Я убеждала ее в том, что понимаю: случилось нечто из ряда вон выходящее, и важно понимать, как это влияет на мои мысли и чувства. Я покивала в ответ на ее настойчивые утверждения о необходимости самопомощи. Да, мне стоит завести дневник. Конечно, я обязательно подумаю о длительной работе с психологом.

Я убедилась, что она просто не понимает: я учусь в элитарной частной школе, где ты либо получаешь помощь психолога, либо считаешься безупречной. Либо одно, либо другое. А небезупречность внушает опасения. Люди поймут, что ты не совсем в порядке. Раз в неделю в школу приезжал психиатр. Я никогда не записывалась к нему на прием, но знала многих, кто это делал. Понятие успеха в школе Св. Павла основывалось не на твоей стойкости или способности к преодолению, но на твоем изначальном предназначении. Иначе говоря, поражения исключены раз и навсегда. В любом случае эти мальчики уже окончили школу. Кроме того, я вежливо и снисходительно объяснила, что очень близка с моими родителями, что у меня есть отличные подруги и прекрасный бойфренд, так что поддержки мне более чем хватает. Чтобы продемонстрировать самое серьезное отношение к восстановлению, сразу после приема я поехала в большой книжный магазин покупать практическое руководство под названием «Мужество исцелиться», которое мне рекомендовала психолог. Практическое руководство. До сих пор вспоминаю свою презрительную усмешку. Книжку я забросила под недавно поставленную банкетку у окна в моей комнате, на которую, впрочем, никогда не садилась. Мне больше нравилось сидеть на подоконнике и размышлять, что будет, если выпасть наружу.

Праздные мысли. Оконная сетка была достаточно прочной.

«Польза была?» – поинтересовалась мама. Я ответила утвердительно, и она не стала развивать эту тему из уважения к врачебной тайне.

Мама заполнила эти первые дни исправлением явных недоработок. Я сходила в парикмахерскую, побывала на приеме у дерматолога по поводу угрей и проверила зрение. Хирург обследовал сухожилие моей правой кисти на предмет необходимости операции. Для этого мне пришлось принять лежачее положение, потому что процедура была очень болезненной, и пациенты часто теряли сознание. Виски ломило от боли, но я вытерпела.

Полноватый хирург был жизнерадостен и разговорчив. Он сказал, что мой большой палец двигается более или менее свободно и со временем, несомненно, придет в норму.

К этому времени учебный год в школе Св. Павла уже закончился официально, и все разъехались по домам. Цапля у водопада будет ловить рыбу в полном одиночестве. Футбольные поля будут потихоньку зарастать, луг опустеет.

Однажды вечером нам позвонила моя подружка по начальной школе. Мама ринулась вверх по лестнице в мою комнату,