Воспоминания. От службы России к беспощадной войне с бывшим отечеством – две стороны судьбы генерала императорской армии, ставшего фельдмаршалом и президентом Финляндии - Карл Густав Эмиль Маннергейм

большевиков. Будущее урегулирование, несомненно, окажется более дорогостоящим, чем сегодняшние скоординированные действия по поддержке, поскольку инициатива принадлежала конструктивным силам русского народа, а их противники все еще страдали от многих материальных и психологических слабостей. Но нельзя было терять ни минуты. Я достаточно насмотрелся на коммунистические методы, чтобы понять, что это лишь вопрос времени – как скоро продолжающийся неограниченный террор в сочетании с ложными обещаниями лучшего будущего окончательно подорвет сопротивление русского народа.

Именно по этим причинам 28 октября 1919 года я телеграфировал из Парижа открытое письмо президенту Стольбергу, указав, что в своих интересах Финляндия будет участвовать в восстановлении новой России. Мое обращение преследовало двойную цель: во-первых, повлиять на общественное мнение, во-вторых, заставить финское правительство раскрыть свое отношение к этому предприятию и изучить возможности будущего участия во всемирного масштаба операции.

Мое письмо президенту гласило: «Господин президент! В этот момент, когда народ Финляндии стоит перед решениями, от которых будет зависеть его будущее, я считаю своим патриотическим долгом высказать свое определенное мнение, основанное на современном состоянии мировых дел и на тщательном изучении атмосферы в Париже и Лондоне. Ход событий снова, вероятно, в последний раз поставил наш народ в такое положение, когда, приняв участие в решительной борьбе против самого жестокого деспотизма, который когда-либо знал мир, он может сравнительно небольшими жертвами обеспечить нашу свободу и заложить основы для безопасного и счастливого будущего нашего молодого государства, а также показать миру, что неограниченный суверенитет Финляндского государства является вопросом общеевропейских интересов. В хорошо информированных кругах никто не сомневается, что падение советской власти теперь является лишь вопросом времени. В Европе придерживаются мнения, что взятие Петрограда следует рассматривать не как финско-русский, а как мировой вопрос, неотделимый от установления окончательного мира и гуманитарных соображений. В этом случае у нас не возникнет необходимости предоставлять великим державам аргументы, которые они, окажи мы в трудную минуту мощную помощь, смогут привести в нашу пользу перед лицом финансовых и стратегических требований, которые к нам предъявят. Если белые войска, сражающиеся сейчас под Петербургом, потерпят поражение, то ответственность за это ляжет не только на Россию, но и на Европу. Даже сейчас в определенных кругах говорят, что Финляндия избежала вторжения большевиков только благодаря операциям Красной армии на юге и востоке страны. Советское правительство осознает, что финская армия сейчас может решить судьбу Петербурга, но, когда у него будут развязаны руки, оно, несомненно, использует против нас свою превосходящую силу, а кроме того, мир с большевиками, который в глазах всего мирового сообщества сделает нас их сторонниками, не даст ничего, кроме иллюзии безопасности… Взоры всего мира обращены к нам, и все друзья Финляндии с тревогой спрашивают себя, сумеем ли мы доказать, что достойны своего положения свободных людей, и в меру наших сил внести вклад в установление мира в Европе. Они спрашивают, услышит ли наш народ, сам год назад оказавшийся на грани уничтожения и взывавший о помощи, обращенный к нему призыв. От принятых сегодня решений будет зависеть, обвинят ли храбрый и благородный народ в том, что он малодушно уклонился от образа действий, продиктованного интересами человечества и заботой о своем собственном будущем».

В Финляндии это письмо встретили неоднозначно. Но каким бы ни было общественное мнение в Финляндии, не оно стало решающим фактором.

Очень скоро мне пришлось признать, что позиция западных держав по русскому вопросу претерпела изменения. После серии неудач белой армии правительства Антанты уклонялись от эффективного вмешательства. Еще в ноябре премьер-министр Великобритании Ллойд Джордж заявил в парламенте, что его правительство больше не видит возможности оказывать финансовую поддержку контрреволюционному движению в России. Противодействие французских и британских социалистических партий любой форме вмешательства в российский конфликт стало более выраженным, кроме того, британские профсоюзы выступили с решительной поддержкой большевиков.

Европе и всему миру пришлось заплатить высокую цену за то, что в 1919 году дали большевизму возможность пользоваться свободой действий.

Из Парижа я через Швейцарию направился в Варшаву, чтобы попытаться забрать все, что могло остаться в доме, который я оставил пять лет назад. Я обнаружил, что польская столица очень изменилась. Даже если она меньше пострадала от разрушений, чем многие другие европейские города, следы войны бросались в глаза. Самым поразительным был взорванный большой мост через Вислу. Польские сельские округа, по которым война прокатились взад и вперед, пострадали несравненно больше. Но, несмотря на все свои несчастья, поляки остались хозяевами в своем доме и с огромной энергией взялись за восстановление страны. С гордостью и уверенностью они относились к своей молодой армии, очистившей Польшу от большевиков и даже занявшей часть Белоруссии и Украины.

Мои польские друзья оказали мне теплый прием. Им удалось помешать реквизиции моих вещей немцами, обнаруживших их на складе под именем «Барон Маннергейм» и собиравшихся конфисковать их по приказу оккупационных властей о конфискации имущества всех русских офицеров, не понимая, что я в то время был финским главнокомандующим. В польском клубе в Варшаве, членом которого я оставался, я имел удовольствие снова встретиться с некоторыми из старых друзей.

Я также посетил маршала Пилсудского, великого польского вождя, который после вывода немцев в середине ноября 1918 года встал во главе молодой республики. Он проживал во дворце Бельведер, небольшом замке рядом с парком Лазенки, где прежде располагались казармы кавалергардской бригады. Пилсудский, чьи манеры были неформальны, просты и естественны, принял меня в своем скромно обставленном кабинете, и разговор наш почти сразу перешел к русскому вопросу, столь сильно интересовавшему нас обоих. Он вполне осознавал необходимость координации действий белогвардейцев с действиями оторвавшихся от России стран, но сказал и о характерной трудности:

– Что мне делать, если белогвардейские лидеры не поймут, что из процесса, свидетелями которого мы сейчас являемся, выросла другая Россия и что Польша, как и Финляндия, не стала частью этого государства? В сентябре я послал генерала Карницкого с военной делегацией к Деникину сообщить, что мы в принципе готовы принести в жертву русским польскую кровь, но, когда Карницкий поднял вопрос о признании независимости Польши, Деникин начал говорить о неделимой России, частью которой все еще была Польша. Пока преобладает эта точка зрения и неделимость России рассматривается как основа для дискуссий, переговоры с русскими лидерами кажутся мне безнадежными.

Последствия отсутствия сотрудничества между Пилсудским и Деникиным вскоре стали очевидны. Пассивность Войска польского осенью 1919 года позволила большевикам отвести войска с польского фронта и бросить их против генерала Деникина, который был вынужден отступать на юг, пока в начале апреля 1920 года не оказался запертым в Крыму. В конце концов