Фальшивая наследница. Величайшая мошенница Позолоченного века - Энни Рид

class="p1">Все, кто уже успел отвлечься на что-либо постороннее, снова сосредоточили внимание на свидетельской трибуне: к ней подходил Ири Рейнольдс. О его грехопадении писали все газеты страны. В зале не было человека, не читавшего его жалкие интервью. Теперь же люди хотели своими глазами увидеть, как он сокрушит Кэсси Чедвик.

Кэсси тоже внимательно наблюдала за Ири, когда тот произносил клятву. Он сильно похудел, осунулся и совсем не владел собой: сложенные на столе руки все время двигались, а пальцы тряслись, как листья на ветру. Стоило ему оглянуться на зрителей, и впалые щеки тут же покрылись красными пятнами. Лишь однажды их глаза встретились, но Ири поспешно отвернулся и больше на Кэсси не смотрел. Кэсси же вперила в него пристальный взгляд, пригвоздив его к стулу, и не спускала глаз до тех пор, пока он не закончил давать показания. В итоге Ири засвидетельствовал только ее подпись, ничего больше [13].

Затем выступил маршал Чандлер: подтвердил адреса, по которым был установлен контроль судебных властей [14].

А потом наступила очередь писем. Салливан заполучил два письма, которые миссис Чедвик отправила Спиру и Беквиту несколько лет назад. Фэй и Вурст тогда требовали у нее денег, и ей нужно было, чтобы банкиры заверили пару чеков. Когда Салливан прочитал ее слова вслух, Кэсси сильно пожалела, что не может их переписать.

В первом письме она заверяла Спира, что если он подтвердит чек на 15 600 долларов, чтобы она вернула долг Фэю, то тогда она «могла бы получить средства или товары на востоке в счет чека, и вы бы ничего не потеряли». Она писала о своем намерении рассказать Фэю и Вурсту, что собирается получить заем в Оберлинском колледже через банк. «Они не знают, что я знакома с вами и уже имела с вами дело», – поясняла она. На самом деле это не было ложью, «потому что я имела [дело с Оберлинским колледжем], и если они и дальше будут помогать мне, то только через вас».

Ниже она добавила: «Я думаю, что, послушавшись совета моего юриста, я также смогу сделать кое-что, что будет представлять большой интерес для всех нас. Он подготовит документы сегодня, и если вы сделаете это, я сэкономлю… Все, что сэкономлю, отдам вам».

Второе письмо было не менее убийственным. Перед тем, как вручить чек Фэю, Кэсси написала Беквиту: «Я сказала, что заем от колледжа будет переведен через ваш банк и чек был выдан в связи с этим. Так что вам нужно только выслушать его – я не думаю, что он будет задавать какие-либо вопросы. Я не хочу, чтобы он располагал какими-либо фактами…» Кэсси также предупредила банкира, что «он отправится туда первым делом, с самого утра. Он сказал, что вы будете удивлены, увидев чек в его руках. Так что вам лучше удивиться. Если не на словах, то хотя бы сделайте вид…» [15].

– О! – вздохнула одна из присутствовавших на заседании зрительниц. – Должно быть, это ужасно – сидеть здесь и выслушивать подобные вещи! – В ее словах сквозила жалость: личная переписка женщины не касается никого, кроме нее самой [16].

На следующий день группа дам из высшего общества Кливленда снова ворвалась в зал суда. Шурша шелковыми юбками, они заняли зрительские места. Их платья были так же пышны, как и фамилии: одна явилась в бледно-голубой блузке и черной шелковой юбке, другая – в дорогом коричневом платье, третья – в фиолетовом бархате и шелке.

Слушания полностью поглотили их. Во время выступлений свидетелей они пихали друг друга локтями и обменивались многозначительными взглядами. Там, впереди, на скамье подсудимых сидела женщина из их круга. Она пробралась в их гостиные, демонстрируя свое богатство, которое приобрела, обманывая их отцов и мужей. Вот и пойми теперь, плакать им или смеяться [17].

В то утро выступали адвокаты Кэсси – представили дело в том свете, в каком его видела защита. Винг вызвал для дачи показаний финансового инспектора Т. С. Дулиттла. Тот зачитал цифры из банковских книг: в общем журнале и гроссбухе были указаны кредиты, выданные Кэсси, пусть даже в других учетных книгах ее имя и не значилось. Вряд ли то, что директора просто пропустили несколько записей, можно назвать преступным сговором. А. Б. Маршалл был снова приглашен и дал показания по нумерации в нижней части документов. Защита завершила свое выступление в 10:45 утра [18].

В этот же день Карнеги выступил перед собранием в 350 человек на Строительной бирже. Он вещал с трибуны о своей любви к Шотландии и важности дружбы, а в конце провозгласил, что, «если человек искренен перед своим внутренним судьей, ему нечего бояться» [19].

Затем отправился на ланч в Торговую палату. Десять лет назад это самое учреждение вычеркнуло имя Карнеги из списков кандидатов. Теперь эти же люди помпезно пригласили его в свой приватный обеденный зал. Мрачные дни Хомстеда остались в прошлом. Что ж, время все расставляет по своим местам… Один день сменялся другим, а его все не вызывали для дачи показаний. Может, и этот неприятный казус с фальшивками Чедвик вскоре так же забудется.

Вечером Карнеги ужинал у миссис Генри Чисхолм на Эвклид-авеню. И здесь, наконец, услышал новость, которую так долго ждал. Миссис Чедвик не будет упоминать его имя в суде. Конец истории. Карнеги избежал свидетельской трибуны, толпы любопытствующих, унизительных допросов. Он отряхнет пыль Кливленда со своих ног и вычеркнет миссис Чедвик из книги своей жизни.

Утром следующего дня он уже мчался обратно в Нью-Йорк. Даже не заехал забрать 64,40 доллара, положенных ему как свидетелю [20].

* * *

Карнеги вырвался из Кливленда, а Кэсси – нет. Она прямо сказала репортеру: «Я оставила все надежды на оправдательный приговор. У меня нет шансов в этом суде». Кливленд когда-то привлек ее сверкающим ореолом возможностей, теперь же город погрузился в сумрак. «Я по-прежнему считаю, что это дело следовало рассматривать в каком-нибудь другом суде, если бы такое было возможно. Но сейчас бороться бесполезно. Я вижу, что в Кливленде у меня нет шансов» [21].

Некоторые жители Кливленда были с этим не согласны.

– Миссис Чедвик вовсе не выглядит такой старой и изможденной, какой я ее себе представляла. Я думаю, она довольно привлекательна, – на третий день слушаний сказала одна молодая женщина, наблюдавшая за процессом, своей спутнице.

– Уверена, ее не признают виновной, – ответила вторая дама. – Я в этом убеждена. Она загипнотизирует судью. Разве газеты не пишут, что она ни на мгновенье не спускала глаз с судьи? Говорю вам, эта женщина