Курьер. Реальная история человека, которого всегда ждут, но редко замечают - Ху Аньянь

загружали в шкаф готовые изделия из цеха формовки, и следующим утром можно было сразу же приступить к выпечке. Помещение с печью начинало и заканчивало работу на час раньше формовочной и открывалось на два часа раньше самой пекарни. Вот почему мы с напарником, работавшие у печи, приходили раньше всех – если правильно помню, чуть ли не в семь утра. Сягуань находится в седьмом часовом поясе по Гринвичу, но поскольку по всему Китаю используется единое пекинское время, плюс восемь, рассветает поздно. По крайней мере зимой каждое утро я приходил на работу затемно.

Наша выпечка при комнатной температуре хранилась всего день, и потому ежедневно приходилось избавляться от нераспроданного. Когда мы возвращались в пекарню по утрам, сперва съедали то, что осталось со вчерашнего вечера. Так мы экономили на завтраках. Иногда, приходя на работу, я видел выбегающих из кучи хлеба мышей. Все потому, что вечером перед закрытием мы убирали с витрины нераспроданную выпечку и складывали на рабочий стол, ничем не накрывая. Но не похоже, что кто-то обращал на это внимание: просто проверяли перед тем как съесть, не погрызена ли булочка. Вытравить мышей полностью было невозможно – любой, кто когда-либо работал в общепите в торговых центрах, это понимает. Со временем к грызунам привыкаешь. Наша пекарня находилась на одном этаже с супермаркетом, там же располагался и склад. Для мышей это настоящее раздолье, весь четвертый этаж был в их полном распоряжении: и укрытий, и еды в избытке. Чего мы только не перепробовали, чтобы от них избавиться! Самым эффективным средством оказались клеевые ловушки: каждую ночь туда кто-то да попадался. Но неважно, сколько мышей мы отлавливали, потоки новых не иссякали. Это невольно наводило на печальные мысли, что в борьбе видов решающее преимущество отводится не интеллекту или ловкости, а плодовитости. Наша хозяйка наверняка знала, что мы едим просроченную выпечку, но предпочитала закрывать на это глаза и никогда ни о чем не спрашивала. Ей было выгоднее не замечать, чем кормить нас завтраками или прибавить зарплату. А раз она ничего с нас не спрашивала, проблемы со здоровьем из-за испорченной еды ложились на нас, потому как мы, по сути, ее воровали.

Я считался ассистентом и, разумеется, кое-чему научился со временем. Однако пекарня – не курсы выпечки, никто не обязан был меня обучать. Так, главный по кондитерскому цеху рассказал, что, когда он в семнадцать лет устроился в кондитерскую, три года подряд только и делал, что выпекал коржи, ничему большему так и не научился. Он хотел донести до нас: ваше дело – выполнять то, что говорят, нет смысла зацикливаться на обучении ремеслу, разве можно освоить пекарское искусство за один вечер? Вообще-то главный пекарь в основном отвечал за разработку меню, закупку ингредиентов, организацию работы и контроль качества. Он редко работал рядом с нами и практически никогда не давал указаний. Обычно бок о бок с нами работали два бригадира – они и были наставниками. При этом не очень-то любили разъяснять технические тонкости. Во-первых, они и правда были людьми занятыми, а во‑вторых, руководствовались принципом «научил на свою голову и остался без куска хлеба». Когда дело доходит до собственной выгоды, отношения между людьми неминуемо осложняются. К вопросам ассистентов бригадиры были особенно чувствительны, намеренно отвечали уклончиво, рассказывая нам лишь самый необходимый минимум. Когда я работал в охране и обращался к коллегам с вопросом, как включать и выключать эскалатор, они мигом показывали и рассказывали. Все потому, что знания о рубильнике эскалатора ничего, по сути, не стоят – даже если коллеги меня всему обучат, я не стану для них угрозой. Но выпечка – ремесло ценное: если кто пойдет на специальные курсы, даже базовое обучение обойдется ему в несколько тысяч юаней. Бригадиры и сами прошли через множество трудностей и препятствий, прежде чем выучились. Поэтому, когда я, столкнувшись с чем-то непонятным, обращался к ним за советом, редко мог в ту же секунду получить исчерпывающий ответ. Словно они вмиг утрачивали дар речи: морщились в волнении, чесали голову, будто шестеренки в их мозгу крутились с сумасшедшей скоростью, но так ничего и не в силах были выдавить. Наконец, они разрождались следующей фразой:

– Иди у него спроси (другого ассистента), я его уже научил.

И я шел к человеку, о котором он говорил. Тот устроился в пекарню на несколько дней раньше меня, но, как и я, был ассистентом, то есть находился в самом низу рабочей пирамиды. Казалось бы, мы товарищи по несчастью, между нами должна зародиться крепкая классовая дружба. Но даже из них я с огромным трудом выбивал нужные сведения. Они лишь нарочито смеялись и задавали встречный вопрос:

– Ой-ей, оказывается, ты даже этого не знаешь?

Так они и повторяли эту фразу по несколько раз, а на сам вопрос не отвечали. Иногда давали уклончивые подсказки или нарочно уводили далеко от истины, чтобы подшутить. Если же я продолжал настойчиво добиваться ответа, на уговоры приходилось тратить кучу времени. Моего терпения не хватало. Раз они не хотят объяснять, пусть сами делают. На деле я-то не собирался ничему обучаться, они – да. Коллеги фотографировали на телефоны рецепты и пошаговый процесс изготовления каждого изделия – я просто приходил в пекарню и делал свою работу. К тому же я ее и не искал, меня порекомендовала по доброте душевной сестрица из отдела кадров. Поняв, что коллеги не горят желанием подтягивать отстающих, я перестал что-либо спрашивать. Мне не хотелось видеть их смущенные и ханжеские лица. Бескорыстие – это, разумеется, высокое душевное качество, но наверняка не основополагающее в человеческой жизни. А еще не хотелось строить какие-то отношения с другими, потому как я никогда не был в этом силен. Все, чего я желал тогда, – легкости в общении, и чем легче, тем лучше для меня. Однако это не означает, что я ходил расстроенным или чем-то недовольным. В конце концов, я старше и опытнее, следовательно, должен был относиться к подобным вещам снисходительно. Да и за исключением подобных моментов у нас с коллегами были прекрасные отношения, мы отлично сработались, никогда не препирались по пустякам, а после работы частенько выбирались вместе поужинать или прогуляться. Например, бывали в центрах здоровья, ходили в парк Туаньшань и другие подобные места развлекаться.

Я провел в Сягуане больше полугода, мое психологическое состояние заметно улучшилось. А друг уехал спустя три месяца. В 2013 году по личным обстоятельствам я и сам покинул Сягуань и перебрался в Шанхай, где проработал больше года. Этот период