Император Наполеон - Николай Алексеевич Троицкий

бороться против Англии. Теперь она нарушила свои клятвы. <…> Россия увлечена роком — да свершится судьба её!»[794]

«Это воззвание, — читаем у Е.В. Тарле, — и было объявлением войны России: никакого другого объявления войны Наполеон не сделал»[795]. Другие отечественные историки (царские, советские, постсоветские) доныне утверждают, что Наполеон вторгся в пределы России вообще «без объявления войны»[796]. Оба этих утверждения неверны. Воззвание Наполеона от 10 июня не было объявлением войны. Оно адресовалось не правителям России, а солдатам Франции — с целью оправдать перед ними начало войны и поднять их моральный дух. Объявление войны России Наполеон сделал в тот же день, 10 июня, по общепринятым нормам — через своего посла в Петербурге А.Ж.Б. Лористона, который вручил управляющему Министерством иностранных дел Российской империи князю А.Н. Салтыкову надлежащую ноту. «Моя миссия окончилась, — уведомлял посол официальную Россию, — поскольку просьба князя Куракина о выдаче ему паспортов[797] означала разрыв, и Его Императорское и Королевское Величество с этого времени считает себя в состоянии войны с Россией»[798].

Формальность объявления войны для Александра I уже не имела значения. От А.И. Чернышева и других разведчиков царь знал заранее и время, и место наполеоновского вторжения, и силы его. Агрессия Наполеона не таила в себе никакой неожиданности, но грозила смертельной бедой. Больше 100 лет, со времён Карла XII, внешний враг не вступал на русскую землю, и вот теперь он снова топтал её — враг, на этот раз более могучий, чем когда-либо.

Всего, по ведомости Военного министерства Франции, с 12 по 15 июня перешли русскую границу (по четырём мостам через Неман возле г. Ковно) 448.083 завоевателя[799]. С такой тьмой врагов Русь не сталкивалась и во времена монголо-татарского нашествия. Да и вообще никогда ни один завоеватель — даже Ксеркс и Аттила — не водил за собой таких полчищ. Правда, французов в армии Наполеона было тогда чуть больше (под подсчётам инспектора-ревизора Главного штаба барона П.П. Денье, 52.5%) или даже меньше половины кадрового состава. О.В. Соколов, детально перепроверив данные Денье, заключил, что собственно французы в Великой армии 1812 г. составляли всего лишь 38%[800]. Остальные 62% Наполеон призвал из стран-сателлитов Франции — и послушных, и непокорных. Многие их них, особенно испанцы, ненавидели Наполеона как поработителя своего отечества и шли на войну только по принуждению. Воевали они нехотя и часто дезертировали. В корпусе Даву, например, был полк из ганзейских немцев, который почти весь разбежался ещё до перехода через русскую границу[801]. Самые решительные переходили на сторону России, повернув оружие против французов (из 15 тыс. испанцев и португальцев Великой армии так поступили 4 тыс.[802], которые начали партизанскую войну с французами на территории России раньше самих россиян). Вполне надёжными из «инородцев» были лишь итальянцы и особенно поляки — «французы Севера», как называли их солдаты французских частей.

Таким образом, по меткому определению Е.В. Тарле, «забота Наполеона о количестве солдат Великой армии повредила её качеству»[803].

Разношёрстный, многоплеменный состав Великой армии пагубно влиял на её хвалёную дисциплину и способствовал прогрессированию упадка её морального духа. Впрочем, моральный дух заметно падал даже в собственно французских частях. Близкие к Наполеону лица забили тревогу. статс-секретарь граф П. Дарю (кузен великого Стендаля) прямо заявил императору в Витебске: «Не только ваши войска, государь, но и мы сами тоже не понимаем ни смысла, ни необходимости этой войны»[804]. Разумеется, всё это тревожило Наполеона, ибо он хорошо понимал и ещё в 1808 г. сформулировал истину, оказавшуюся для него в 1812 г. роковой: «На войне три четверти успеха зависит от моральных факторов и только одна четверть — от материальных сил»[805].

Слабее обычного был теперь и командный состав Великой армии. Ж. Ланн погиб ещё в 1809 г., А. Массена из-за болезни оставался дома, Л.Г. Сюше, Ж.Б. Журдан и Н.Ж. Сульт сражались в Испании, а Ж.Б.Ж. Бернадот уже перешёл в стан врагов. И всё же мощь полумиллионной армии вторжения оказалась всесокрушающей. Её вёл сам Наполеон, которого современники (включая и феодальных монархов во главе с Александром I) почти единодушно признавали гениальнейшим полководцем. Вспомним, что даже А.В. Суворов, успев оценить лишь первую, Итальянскую, кампанию Наполеона 1796–1797 гг., назвал его в числе трёх величайших полководцев мира рядом с Цезарем и Ганнибалом[806]. А вместе с Наполеоном шли на Россию 11 его маршалов, в том числе Л.Н. Даву, М. Ней, И. Мюрат, Ж.Б. Бессьер, Ф.Ж. Лефевр, Л.А. Бертье, вице-король Италии Е. Богарне, «польский Баярд» Ю. Понятовский, прославленные генералы, среди которых выделялись Луи Пьер Монбрен (1770–1812) — герой «фантастической»[807] атаки на горную позицию испанцев у Сососьерры 30 ноября 1808 г. и Огюст Коленкур (1777–1812) — младший брат Армана Коленкура, который «участвовал в большем числе сражений, чем прожил лет»[808].

Вообще, при всех слабостях национального, дисциплинарного и морального характера, которые, за малым исключением, скажутся лишь позднее, в ходе войны, солдаты Великой армии большей частью, а именно французские, итальянские, польские соединения и главным образом «ворчуны» Старой и Молодой гвардии, свято верили в звезду своего императора, привыкнув к тому, что там, где Наполеон, — всегда победа, и отправлялись в очередной поход с воодушевлением и самоуверенностью, как это запечатлел Ф.И. Тютчев:

Победно шли его полки,

Знамёна весело шумели,

На солнце искрились штыки,

Мосты под пушками гремели —

И с высоты, как некий бог,

Казалось, он парил над ними

И двигал всем и всё стерёг

Очами чудными своими[809]…

Россия в начале войны смогла противопоставить 448-тысячной армии Наполеона 317 тыс. человек, которые были разделены на три армии и три отдельных корпуса. Численность русских войск указывается в литературе (включая энциклопедии и учебники) с поразительным разноречием. Между тем в РГВИА хранятся ведомости численного состава 1-й и 2-й армий и отдельного корпуса к началу войны 1812 г.[810], а такие же ведомости 3-й армии и ещё двух резервных корпусов даже опубликованы 100 лет назад[811], но до сих пор остаются вне поля зрения наших историков.

Итак, 1-я армия под командованием военного министра, генерала от инфантерии М.Б. Барклая де Толли дислоцировалась в районе Вильно, прикрывая петербургское направление, и насчитывала 120.210 человек; 2-я армия генерала от инфантерии князя П.И. Багратиона, возле Белостока, на московском направлении, — 49.423