Дневник русской женщины - Елизавета Александровна Дьяконова

записывал, а между тем я знала, что его превосходительство делает совершенно бесполезную попытку. Он записал адрес. – «Ну вот, теперь я напишу вашей матушке, а вы подождете здесь ответа. До понедельника». – «Ваше превосходительство, я не могу жить здесь так долго; к тому же это все равно бесполезно: в силу раз установившихся предрассудков, она не сдастся ни на чьи просьбы…» – «Гм… Но все-таки я напишу, а она пусть ответит мне телеграммой. Надо ждать до субботы». – «Ваше превосходительство, все равно это бесполезно. Если вы не примете меня здесь – я уеду в Швейцарию, мне ничего более не осталось», – говорила я, и голос мой зазвенел, в нем слышалась энергия отчаяния: я чувствовала в себе силу, защищая свое право. – «О, какая же вы самостоятельная!» – удивился попечитель. – «Позвольте, – вдруг вспомнил он. – Знаете ли, что и в медицинский институт должны поступать с позволения родителей; я сейчас покажу вам правила». – «Неправда, ваше превосходительство, – достигшие 21 года принимаются без позволения родителей», – быстро ответила я, совсем забыв, с кем я говорю. – «Не может быть, я покажу вам правила». Он вошел в кабинет и вынес оттуда книжку. В дверях стояли три господина в синих фраках, которые вышли из кабинета и молча смотрели на эту сцену. Его превосходительство быстро прочел § и вдруг запнулся: «лица, не достигшие 21 года, должны предъявлять позволение родителей. – Гм… вы правы… да… до 21 года… Такой редкий, исключительный случай…» Он был озадачен и, очевидно, сам растерялся, не зная, что со мною делать.

Он усадил меня у окна в кресло; сам сел напротив. – «Расскажите мне, кто вы такая?» В кратких словах рассказала я ему о моей семье. Он удивился: «Да откуда же вы такая самостоятельная?» – «У меня есть средства после отца, и поэтому я поеду за границу, если меня здесь не примут». – «Извините, но который вам год?» – «15 августа мне исполнился 21 год». – «Скажите! Каково нынешнее молодое поколение, – обратился попечитель к господам, неподвижно стоявшим все время у дверей. – Так и рвется к образованию! Нам, старикам, стыдно. Ну хорошо; я поговорю о вас с министром; приходите завтра, постараюсь сделать, что могу…» – добродушно проговорил попечитель, ласково беря меня за руку. – «Ваше превосходительство!..» Я не могла сказать более ни слова, и слезы так и хлынули из глаз. – «Ну, ну, успокойтесь, приходите завтра», – проговорил он, провожая меня в переднюю.

Дошло до министра! Что может выйти? Дальше идти некуда, надо возвращаться обратно… Но я все-таки не оставлю этого дела: если сейчас получу отказ, если мое право на продолжение образования не будет признано… тогда я прямо от Капустина еду в редакцию газеты «Новое время» и рассказываю там все… Пусть эта история будет предана гласности; я обращаюсь к общественному мнению, к мнению печати, которая, конечно, должна обратить внимание на возможное повторение таких случаев и на отношение к ним «власть имеющих». Пусть потом делают, что хотят, я буду уже за границей.

24 августа

Сижу в Летнем саду и пишу. Сейчас надо идти к попечителю. Но мне уже все безразлично… Я так утомлена этими мытарствами, что мне совершенно все равно, каков бы ни был ответ попечителя. Надо собираться ехать в Швейцарию, и я уже думаю о том, где и как достать заграничный паспорт.

Вечером

Я принята! О, наконец-то, наконец я добралась до пристани. Курсы для меня – пристань, с которой я отправляюсь «в плавание по волнам моря житейского». Когда сегодня я шла к попечителю – странное дело: несмотря на то, что я уже ни на что не надеялась, я думала: неужели мое случайное знакомство с Э-тейном, потом с одною из слушательниц курсов и моя переписка с нею – неужели и это было напрасно? Тогда, зимой, я сочла это за добрый знак, а теперь? Казалось невероятным, чтобы это было напрасно. Все это явилось так случайно, и именно в последний год, когда мне было особенно нужно. И еще: я заметила, что мне ничего в жизни не дается сразу, а непременно пройдя через несколько препятствий, даже до смешного: несмотря на точный адрес М. Н. Капустина, я и то не могла сразу найти его квартиру…

Размышляя таким образом, я незаметно дошла до квартиры. Попечитель был занят: в его кабинете слышался женский голос. Я ждала, стоя у стены в гостиной. Через несколько минут нарядная дама промелькнула мимо меня в прихожую, попечитель вышел вслед за ней в гостиную. – «A-а, это вы? пожалуйте сюда», – проговорил он, уходя в кабинет.

Я вошла вслед за ним в большую светлую комнату; посредине ее стоял письменный стол, напротив него большая, занимавшая почти всю стену горка с книгами. По стенам висело несколько портретов в золоченых рамах; между ними, напротив дверей, портрет самого попечителя в полной парадной форме. На этот раз он был во фраке с звездами, но без лент. Взяв длинную трубку, он уселся на софу у дверей и усадил меня напротив. – «Ну-с, вы меня извините, что я закурю трубку, ведь я человек старый, – и он спокойно развалился на кресле. – А я, знаете ли, все-таки написал письмо вашей матушке; быть может, она послушается меня, старика». Я невольно подумала: экий упрямый старичок, сделал-таки по-своему, ведь я уже вчера говорила ему, что это бесполезно. – «Ваше превосходительство, ведь это же напрасно: чем выше лицо, которое к ней обращается, тем более удовольствие для нее отказать». – «Ну, знаете ли, я все-таки написал. А если она не согласится, я вас приму, – как-то мельком сказал он, переходя к письменному столу. – Присядьте». Я села в почтительном расстоянии. – «Не здесь, не здесь, я ведь глух, садитесь сюда, к столу». Я села. Его превосходительство взял мое прошение и начал что-то писать на нем. – «Ну, скажите, почему же вы уверены, что она не согласится и после моего письма?» – «Ваше превосходительство, я отвечу откровенно, чтобы дать вам вполне ясное понятие о том, как у нас смотрят на курсы. Когда я просила свою мать дать согласие, она сказала мне: будь девицей… известного поведения, – сказала я, постеснявшись употребить подлинное ее выражение… – Как видите, при таком предубеждении трудно идти против; и притом, по мнению моей матери, раз я имею средства, я не должна учиться, а сидеть дома и ждать женихов». – «Ну, замуж вы всегда успеете выйти, вы еще молоды. Вы можете на этот счет успокоить вашу матушку». – «Да, но в нашем сословии интеллигентный человек или служащий не считается женихом, если не имеет своего состояния». – «Но я все-таки скажу вам, что мы очень обязаны нашим родителям, что они – неоплатный долг. И ваша