Опыты для будущего: дневниковые записи, статьи, письма и воспоминания - Александр Михайлович Родченко

этого «Рембрандта» на Володю… Он согласился, что это перегнуто и стал после объяснять, что «амнистировать Рембрандта» это, так сказать, не в прямом смысле поворот назад, а поворот к искусству.

Есть еще сатирическое стихотворение Варвары Степановой на события в ЛЕФе… Но тут есть неточности – Лиля Юрьевна Брик не имела такого значения, которое ей в этом стихе инкриминируется, а также в нем очень преувеличено относительно Маяковского, но всё же это стихотворение интересно.

(Под Кирсанова)

Как

Владимир Маяковский,

лишних слов

не говоря,

Полеветь решил

не зря.

ЛЕФ и я —

одна фигура.

В «Комсомолке»

балагуря,

Ося подал

мне совет:

«Облететь вокруг —

весь свет».

И левя левее

ЛЕФа,

задокладившись

до «блефа»,

начиная речь —

Лефята!

Володя влез

на НОВЫЙ ЛЕФ.

А.М. Родченко. Рекламный плакат для ленинградского отделения Госиздата. 1925. В оформлении использован фотопортрет Лили Брик

Витя,

Лиля,

Я

Будем синематоглафия!

Прекратить

Сережин лям!

Посылаю ЛЕФ

к чертям!

Ося, встать!

Виталий – шша!

Киса —

луководительша.

Эйзенштейном будет

Лиля,

НОВЫЙ ЛЕФ

она заклиля!

Крыт за мещанство стоит Межрабпом,

В.Ф. Степанова. Фото А. Родченко. 1928

хоть и дышит «Стеклянным глазом»,

в каждом павильоне десять пар

снимают «народных» сразу.

Над Межрабпомом АРК – карр!..

Под Межрабпомом Олейников – воррк!

Тью! Лиля Брик летит в Межрабпом,

Тью! И Виталий за нею – порх!

Прыг в литотдел головой

Брик.

Поднял Шкловский вой,

крик.

Володя через комсомол свой

и

Вокруг света колбасой

вмиг.

Из ЛЕФа летчики

чики-чики-чики,

А.М. Родченко. Шарж на О.М. Брика. 1928

В Межрабпомщики,

чики-чики-чики,

в вокруг-советчики

чики-чики-чики…

чики…

Прилетаем в комсомол

Мы к Кострову…

НОВЫЙ ЛЕФ де ту ле мон,

аттанде ву!

Мы летэ чрез репортаж,

под Рембрандта теперь мажь.

А живэ де сэр Курилло,

а умрэ Чужак и Силов!

Прилетаем мы в Сорренто,

Горький Коле нос утренто:

«Моисей-то был – не рак,

Вы ж безграмотный дурак!»

Стихи легли громадой стен,

Третьяков, не лай, как Чемберлен!

Чем бы слушать шкловский лай,

Вон из ЛЕФа – и гуд-бай!

В Межрабпом все стянуты,

в фильме игровой паря,

проще говоря,

«Левее ЛЕФа» песнь моя —

правда комсомольская,

Влей стихи в газету

Знаменитого поэта.

В. Степанова

Так разбрелись лефы еще при существовании ЛЕФа.

Но мы должны были быть вместе и особенно Маяковский не мог быть один, он не привык быть в одиночестве.

И когда он вошел в РАПП, то РАПП не дал ему ни друзей, ни интересной работы, ни идей, ни перспектив…

И тогда он ушел совсем…

Но это я забежал вперед, нужно еще вспомнить о «Клопе». На чтение «Клопа» мы со Степановой были приглашены, не помню, кто там был, но это было, кажется, на Таганке.

Мне особенно запомнилось, как Маяковский начинал читать «Клопа». Это было так неожиданно и так гениально оригинально…

Взял рукопись и начал:

В.

Маяковский

«Клоп»

феерическая и т. д.

Вот это очень резкое, неожиданное и очень громкое «В», а остальное всё одинаковое, меня так поразило.

Видимо, Мейерхольд был против меня, как художника, и потому репетиции уже шли и первые четыре части современные и бытовые уже делали Кукрыниксы, а будущее – 70-й год и части 5, 6, 7, 8 и 9-я не делались совсем.

Но Володя, видимо, уговорил Мейерхольда и меня пригласили, как оформителя.

Я срочно придумал макет и, пока помощники его строили, я делал спешно эскизы костюмов, а их было очень много.

Мейерхольд – гениальный режиссер, очень интересно смотреть его репетиции, где он сам показывает актерам, видно, как он создает роли, движение сцены.

Мейерхольд всё делает сам и поэтому он любит и художников молодых, неизвестных, которыми можно руководить.

Но он знал, что со мной придется этого не делать и дал мне полную свободу действий и ни в чем мне не противоречил. Только в последние дни, когда вынесли из мастерской конструкцию и она временно оставалась в зрительном зале, он заявил, что очень мрачно и что всё это не годится.

Также, когда несколько новых костюмов показали на сцене, он заявил, что они никуда не годятся.

Но я спокойно заметил, что давайте, увидим всё это на сцене вечером, и тогда можно будет спорить и решать.

Рабочие начали ставить и я, всё установив, ушел домой обедать.

Вечером назначена была репетиция с конструкцией и костюмами.

Я нарочно запоздал и, когда я вошел в зал, репетиция шла. Первым подошел ко мне Володя, он пожал руку, сказал «спасибо» и что ему всё очень нравится.

Я мрачно заметил, что Мейерхольд недоволен.

Володя сказал, что, наоборот, он в восторге.

Мейерхольд также поздравил меня, как будто днем ничего не произошло.

Мне было некогда, и я на репетицию смотрел с балкона, где была дверь в мою комнату, в которой я работал. Внизу я часто видел рядом с Мейерхольдом Маяковского, но спускаться к ним не было времени, так во время работы я мало слышал и видел Володю.

Мейерхольд ставил «Клопа» без особого энтузиазма, – Зинаида Райх не играла.

И «Клоп» мог бы быть сделан Мейерхольдом безусловно интереснее, но Мейерхольд, вероятно, мечтал о «Даме с камелиями».

Печать также была сдержанна, и пьеса шла недолго.

Последние работы с Маяковским были обложки к «Клопу» и самая последняя – оформление «Грозного смеха», выпуск из печати которого Маяковский уже не застал.

«Грозный смех» издали отвратительно – на плохой бумаге, грубо и грязно.

Еще, правда, я принимал некоторое участие в выставке «Двадцать лет работы Маяковского». Я пишу «некоторое», потому что с вхождением