Евгений Харитонов. Поэтика подполья - Алексей Андреевич Конаков

с окнами только на одну сторону сделать теперь по царски соединенную большую солнечную квартиру со сквозным проветриванием двумя входными дверьми двумя кухнями и т. д. <… > А у люды алик-румяник на стройных ногах захватывает дух собольи брови как подступицца? (244–245).

Вероятно, в духе очередной «игры в семью» (призванной отвести возможные подозрения со стороны советской милиции) нужно воспринимать и союз Харитонова с Мариной Андриановой – молодой поэтессой, с 1981 года живущей в харитоновской квартире и исправно изображающей «жену»[747].

Между тем известность Харитонова в литературных кругах продолжает расти. В начале 1981 года Евгений Попов познакомит Харитонова с Беллой Ахмадулиной, живо интересующейся «Каталогом» и его авторами[748]; «он обожал Ахмадулину и позднее, когда они познакомились, и она высоко оценила его, Евг. Влад, был этим очень горд», – отмечает Дмитрий Пригов (2: 87). По словам самой Ахмадулиной, Харитонова она «безмерно выбрала, полюбила и поощряла – совершенной дружбой и приветом слов души о его таланте, о том, что все обойдется (он этим не дорожил, то есть не моим приветом, а благополучным продолжением)»[749]. После событий конца 1980 года Харитонов еще больше сближается с товарищами из «Клуба беллетристов» – подолгу беседует с Приговым в саду на проспекте Маркса (рядом со зданием НИИ общей и педагогической психологии) (2: 88), гуляет на свадьбе Евгения Попова и Светланы Васильевой в Переделкине (2: 106–107), наносит частые визиты Николаю Климонтовичу в Бибирево (2: 130). Тогда же, на литературном вечере в квартире Евгения Козловского Харитонов познакомится с ленинградским прозаиком Михаилом Бергом (уже читавшим в «Часах» «Духовку»)[750]. Ленинград вообще заинтригован произведениями Харитонова: Борис Иванов и Борис Останин собираются опубликовать в № 29 «Часов» харитоновские «Мечты и звуки» (Михаил Берг напишет к этой подборке предисловие, чрезвычайно обрадовавшее Харитонова. «С удовольствием, с большим удовольствием прочел все Ваши соображения – и что это (мои стихи) мог бы написать герой Школы для дураков, и „ухо напряженно ждет звонких и остроумных метафор – вместо них инфантильная скороговорка“… и т. д. Наверное, так это и должно восприниматься на фоне другой, известной поэзии», – пишет Харитонов Бергу в феврале 1981 года [533]) Молодой ленинградский театровед Вадим Максимов, знакомый с Харитоновым через Михаила Файнермана, просит тексты для своего неподцензурного журнал «Грааль»[751] (в № 6–7 «Грааля» за 1981 год будут напечатаны «В транспортном агентстве», «По канве Рустама» и фрагменты «Слез на цветах»). Наконец, еще два текста Харитонова – «Жилец написал заявление» и «Покупка спирографа» – готовятся к публикации в № 2–3 Альманаха новой русской литературы (Neue Russische Literatur), выпускаемого Институтом славистики при Университете Зальцбурга.

Трудно сказать, насколько эти успехи удовлетворяют Харитонова. Известно одно: весной 1981 года он принимается за самое амбициозное предприятие всей своей жизни – составление сборника избранных текстов, который планирует переправить в США для публикации в издательстве Ardis (499). При всем желании Харитонова как можно быстрее оформить книгу (он готовит ее, по наблюдению Дмитрия Пригова, «с какой-то совершенно непонятной окружающим спешкой» [2: 89]), работа занимает довольно много времени – прежде всего, из-за формальной изощренности поздних произведений: Харитонов «долго сидел за машинкой, чтобы все буковки стояли именно так», – отмечает Евгений Козловский (2:132); «он сам перепечатывал эту книгу несколько месяцев, и не потому, что боялся довериться машинистке, а потому, что все эти графические паузы, интервалы, столбцы, перевернутые буковки мог изобразить на бумаге только он сам», – указывает и Евгений Попов (2: 107). Избранное, занимающее 380 страниц машинописного текста (505) и названное автором «Под домашним арестом», включает двадцать одно произведение. Оно открывается «Духовкой», а завершается «Непечатными писателями» – манифестом, написанным для рубрики «Ad Libitum» «Каталога»[752]. При этом в подготовленный сборник не попадут сочиненные до 1969 года стихотворения, а также поздняя вещь «Предательство-80» – саркастическая антиутопия о том, как следует «обустроить Россию» после падения КПСС (очевидно, Харитонов не хочет рисковать всей книгой ради одного «политического» текста, живописующего осквернение тела Ленина («Наконец подъехал каток, которым раскатывают асфальт, и раскатал мертвеца в лепешку. А перед этим выбрали по лотерее несколько человек, им дали рвотного порошка, чтобы их стошнило на вал катка» [399]), сдачу китайцам Восточной Сибири и Дальнего Востока («Все население, по Владивосток включительно и Сахалин, переселяется в новые, специально построенные города Западной Сибири. Освободившаяся территория отдается Китаю» [400]) и организацию в Кремле борделя («Публичный дом „Кремль“ будет украшен еженощно иллюминацией (но не яркой, ослепительной), чтобы мерцала и бегала, как огоньки в церкви или на елке» [401]).

Изготовленный в нескольких черновых и нескольких чистовых экземплярах, сборник «Под домашним арестом» постепенно распространяется среди московских знакомых Харитонова, производя, насколько можно судить, оглушительное впечатление: «Бездна вкуса, тончайший стиль, сюжетные, ситуативные изгибы, извивы, точнейшие психологические мотивировки, бесконечно варьируемые, но повторяющиеся фиксации одиночества человеческой души, замечательные портреты бедных людей, гуманизм, пейзаж, очерк, реализм Евг. Харитонова, впитавший в себя и фантасмагорию, и кафкианские приемы, и обэриутовские, и Джойса из „Интернациональной литературы“, и конечно же, – Розанова, и др., и пр., но – ассимилировано все, переварено, а от того и свое» (102). Один из экземпляров «Под домашним арестом» поедет с Михаилом Бергом в Ленинград, еще один Харитонов хочет (через живущего в США Василия Аксенова) передать Карлу Профферу в Ardis (499) И в этом ему помогает Евгений Козловский, договаривающийся с очередным дипломатом: «Мы с Женей встретились на Таганке со знакомым моего знакомого, который должен был передать книгу Васе [Аксенову]. В качестве презента он дал ему какую-то иконку. Потом мы дошли пешком до улицы Горького. Шли, мило болтали» (2:131). К сборнику «Под домашним арестом» Харитонов приложит письмо на имя Аксенова, в котором оговаривает ряд важных моментов, касающихся подготовки издания: «Здравствуйте, уважаемый Василий Павлович! Я собрал книгу и хотел бы ее кому-нибудь предложить вот в таком виде. Представляю себе только репринт. Ни один наборщик не воспроизведет точно всех искажений, зачеркиваний, пропусков, опечаток, а только добавит своих. И, я уверен, рукописность, машинописность – образ такой книги и такого рода писательства» (498).

Подготовив и передав за границу книгу «Под домашним арестом», Харитонов как будто бы немного успокаивается. Он почти перестает нервничать и вновь начинает получать удовольствие от светской жизни: с удовольствием общается с Татьяной Щербиной[753], ходит на поэтические вечера вместе с Мариной Андриановой[754], охотно бывает в гостях у Беллы Ахмадулиной (107; Дмитрий Пригов: «Однажды Белла Ахатовна пригласила Харитонова к себе на дачу в Подмосковье, он с радостью согласился, приехал сильно возбужденный, что было, конечно, для него не характерно,