Элизабет Хереш - Александра

После военных неудач первой половины 1915 года, еще более усугубленных недостатком боеприпасов в результате взрыва на крупнейшем военном заводе непосредственно перед весенним наступлением (ответственность возлагали на пособников германских агентов), деморализация вступает в самую острую фазу. К этому прибавились сепаратистские поползновения в Польше, после того как консервативными кругами был заблокирован поддерживаемый царем законопроект об автономном управлении. Германская пропаганда немедленно использует это в своих целях, обещая полякам в случае сепаратного мира автономию. И потом еще сепаратистское движение на Украине: его питают австрийские подпольные листовки, обещающие украинцам «освобождение от русского угнетения». Над национальным единством нависает угроза.

Терпению приходит конец. Народный гнев выливается в демонстрации, на петроградских арсеналах забастовка. В ответ правительственные солдаты стреляют в толпу, арестованы представители левого крыла Думы. Заняты стратегические пункты и вокзалы в Москве и Петрограде. В воздухе витает призрак революции.

Ярость толпы обращается на все немецкое: из-за Германии Россия втянута в войну, из-за царицы — немки — государственные дела теперь, в отсутствие царя, ведутся, как поговаривают, не так как должно, а по наущению Распутина — и поэтому страна ввергнута в хаос. Глас народа и его представителей игнорируется, ему силой затыкают рот.

Так думает население, по меньшей мере, его средние слои. Газеты публикуют серию разоблачений, относящихся к личной жизни Распутина и его политической активности в пользу своей клики.

Идут погромы и грабежи магазинов, принадлежащих немцам, запрещается исполнение произведений немецких композиторов и драматургов, в газеты пишут открытые письма выдающимся представителям немецкоязычной культуры (германским и австрийским); даже сестру Александры, Эллу, забрасывают камнями, когда та проезжает в карете по Москве. Царицу обвиняют в шпионаже в пользу Германии, говорят о прямой телефонной связи между ней и кайзером Вильгельмом и о многом другом. Ходит анекдот, в котором Алексей спрашивает: «Когда русские проигрывают, плачет папа; когда проигрывают немцы — мама. Когда же мне плакать?»

Царица — не информированная об истинных масштабах нападок на нее — пребывает в спокойствии. «Меня ненавидят, потому что я проявляю сильную волю», — пишет она Николаю. Для нее достаточна поддержка Распутина, который ею же и руководит. В письме от б сентября 1915 г. она цитирует слова «нашего друга»: «…не бойся наших нынешних затруднений, у Тебя заступничество Богородицы — ходи только в госпитали, несмотря на угрозы врагов, и храни свою веру. Так вот, у меня нет страха, Ты это знаешь. И в Германии меня сейчас ненавидят, как говорит он, я понимаю, это вполне естественно…»

Между тем о выходках Распутина в Германии уже известно не хуже, чем в России. Причем царицу — отсюда упомянутая «ненависть и в Германии» — рассматривают как препятствие к заключению мира, прощупывать почву для которого Германия более или менее скрыто начинает различными каналами как раз в этом году. Так, например, приехавшим в Стокгольм депутатам Думы через посредника передается мирное предложение имперского германского правительства, в котором, в случае заключения сепаратного мира, России даже обещают передать Константинополь. В отношении подобных предложений царица разделяет негативную позицию царя, который видит предпосылки для честного мира только в военном решении и, кроме того, верен данному союзникам слову: не соглашаться ни на какой сепаратный мир.

Подозрения в шпионаже

Слухи о тайных контактах Александры с Германией и государственной измене необоснованны. Однако ее собственная подруга и фрейлина, княгиня Мария Васильчикова, своим опрометчивым поведением вызывает скандал, компрометирующий царицу и царя в этом отношении.

Маша, подружившаяся в Дармштадте с Эллой и Эрнстом Людвигом, оказалась в начале войны в Австрии и как русская подданная была интернирована. Оттуда она пишет письмо великому герцогу Эрнсту Людвигу, в котором заверяет его в своей «нерушимой дружбе и преданности», невзирая на начавшиеся враждебные действия, и выражает свое критическое отношение к поддержке Россией Сербии: «Я совершенно не понимаю нашу славянофилию по отношению к этим ужасным сербам, которые только тогда хоть немного симпатизируют русским, когда те их защищают. Все славянские расы на Балканах не являются друзьями России, только вот этого в России, к сожалению, никак не поймут. Надо жить за границей и видеть их вблизи, чтобы понять, что они действительно думают и каковы их настоящие чувства. Я ненавижу всех этих балканских славян!..»

Письмо, в котором выраженные взгляды скорее совпадают с точкой зрения германского кайзера, чем дружившего с княгиней царя, через германского посла в Вене попадает в Гессен. Эта позиция, по-видимому, становится известна как в венских, так и в германских дипломатических кругах, поэтому достаточно было одного небольшого шага, чтобы связать русскую княгиню с тайными мирными переговорами.

Случайно в это же самое время и независимо одно от другого как в Берлине, так и в Петрограде уже зондируются условия возможного заключения мира. Из тайного меморандума берлинского министерства иностранных дел (от 27.11.1914) совершенно очевидно, какая избрана стратегия на будущее: вбить клин между союзниками, Россией и Францией, «разделаться» в военном отношении с Сербией, чтобы вывести из этого района германские части вместе с австрийскими подразделениями и бросить на их Францию, и, в перспективе, открыть путь через Турцию на Египет. Россию надлежало поставить в ситуацию, когда она бы сама попросила о сепаратном мире. Ради этих целей Германия еще более увеличила расходы на пацифистскую пропаганду среди русских военнопленных и через агентов в России.

За шесть дней до этого, 21 ноября, в Петрограде царь изложил французскому послу как представителю главной союзницы России план Генерального штаба на случай германских мирных предложений. В нем речь шла о корректировке границ в Восточной Пруссии, Польше, Галиции и Болгарии «после уничтожения германского милитаризма», а также о придании Константинополю статуса нейтрального города под международным контролем.

И вот на фоне подобных планов на будущее воюющих держав княгиня Васильчикова передает германские и австрийские предложения России о сепаратных мирных переговорах. Ее первые намеки доходят до царицы в начале 1915 г., и Александра прилагает ее послание к своему письму царю от 9 марта 1915 г.: