“…я прожил жизнь”. Письма. 1920–1950 гг. - Андрей Платонович Платонов

минимум 12-ти человекам; причем большинство из них старше меня возрастом, старше опытом, некоторые сами уже видные литераторы (во много раз сделавшие больше, чем я)[559]. Рукопись проходила в течение 8–10 месяцев сложный путь, подвергалась несколько раз коренной переделке, переработкам[560] и т. д. Все это совершалось по указаниям редакторов. Иные редактора[561] давали такую высокую оценку моей работе, что я сам удивлялся, ибо знал, что по художественным качествам этот “Впрок” – произведение второстепенное. Теперь я понимаю, что такие редакторы были неквалифицированные люди. Но тогда мне было понять это трудней. Член одной редколлегии сказал мне следующее: “Ты написал классическую вещь, она будет жить долгие годы” и т. д.

Я редко видел радость, особенно в своей литературной работе, естественно, что я обрадовался, тем более что другие редактора тоже высоко оценили мою работу (не в таких, конечно, глупых словах, как упомянутый член редколлегии). Однако я умом понимал: что-то уж слишком! Жалею теперь, что я поверил тогда и поддался редкому удовольствию успеха. Нужно было больше думать самому.

Теперь же вышло, что я двенадцать человек обманул – одного за другим[562]. Я их не обманывал, Алексей Максимович, но вещь все же вышла действительно “обманная” и классово враждебная. Я не хочу сказать, что 12 человек отвечают вместе со мной перед пролетарским обществом за вред “Впрока”. И чем они могут ответить? Ведь никакой редактор не станет писать таких произведений, которые поднялись бы идеологически и художественно на такой уровень, что “Впрок” бесследно бы исчез.

Я автор “Впрока”, и я один отвечаю за свое сочинение и уничтожу его будущей работой, если мне будет дана к тому возможность. У редакторов же было не одно мое дело, и они могли ошибиться, но только я их не обманывал. Некоторых из них я не перестал уважать и теперь.

Если же допустить хитрый сознательный обман с моей стороны, то напрашивается юмористическая мысль: не сделать ли того, кто сумел последовательно обмануть 12 опытных людей, самого редактором, ибо уж его-то не обманет никто!..

Я хотел бы, чтобы вы поверили мне. Жить с клеймом классового врага невозможно, – не только морально невозможно, но и практически нельзя. Хотя жить лишь “практически”, сохраняя собственное туловище, в наше время вредно и не нужно.

Если вас заинтересует что-нибудь в связи с моим делом, если я здесь сказал не то, что нужно, то я вам напишу дополнительно.

Глубоко уважающий вас

Андрей Платонов.

24/vii 1931.

Адрес: Москва, проезд Художественного театра,

д. № 2, кв. 14.

Впервые: Вопросы литературы. 1988. № 9. С. 179. Публикация Е. Литвин.

Печатается по автографу: АГ. КГ-п-57-10-4.

В автографе письма красным карандашом отмечен текст для перепечатки (от “Мне сейчас никто не верит…” до “Если вас заинтересует что-нибудь…”); к автографу приложен один экземпляр машинописи; другие, очевидно, отправлены в какие-то инстанции. Письмо осталось без ответа. 14 мая 1931 г. Горький окончательно вернулся из Италии в СССР. Приезд Горького был ознаменован масштабными кампаниями; в сентябре на государственном уровне широко отмечалось сорокалетие литературной деятельности писателя.

Летом 1931 г. Горький много выступает в центральной печати с публицистическими статьями, встречается с молодыми писателями-ударниками, пишет всевозможные приветствия рабочим фабрик и заводов, проводит встречи с писателями и критиками; 12 июня принимает участие в работе пленума ЦК ВКП(б) и т. п. Безусловно, Горький был осведомлен о ситуации с публикацией “Впрок” Платонова, по крайней мере, листал “Правду”, где в мае – июле постоянно печатаются его публицистические статьи и где 18 июня напечатана статья журналиста В. Дятлова (см. далее прим. 1), выполненная в логике и стилистике горьковских высказываний в знаменитой статье “Если враг не сдается – его уничтожают” (1930). В статьях мая – июля 1931 г., опубликованных в “Правде” и “Известиях” (часто одновременно), Горький не раз выскажется в поддержку проводимой партией коллективизации и в целом идеологии реконструктивного периода (“Ответ интеллигенту”, “12 миллионов 838 тысяч хозяйств в колхозах”, “О литературе и прочем”, “Об антисемитах”, “О трудколониях ОГПУ” и др.).

[158] М. А. и П. А. Платоновым

26 августа 1931 г. Около Пензы

Дорогая Муся и киноспец Тотик! Пишу вам в поезде где-то около Пензы, сильно трясет. Здесь хорошие места – мелкие леса, степи, колхозы. В вагоне я прочитал справочник. От Нижнего до Самары ехать на пароходе немного больше 2-х суток. Стоимость проезда на жестком парох<одном> месте тебя и Тотки (двоих) не более 30 р<ублей> (по справочн<ику> руб<ля> 22). Из Нижнего пароход (ускор<енный>) уходит в 11 ч<асов> 30 м<инут> утра, а поезда из Москвы приходят: скор<ый> № 8 в 9 ч<асов> 20 м<инут> утра (но он не кажд<ый> день, справься), почт<овый> № 76 (кажд<ый> день) в 8 ч<асов> 45 м<инут> утра, т<ак> что можно с поезда успеть на пароход. Билеты на пароход постарайся взять в Москве, если можно. В Самаре буду сегодня 26/viii в 12 ночи. Привет. Напишу еще. Ваш Андрей.

<Запись на правом поле> Стоимость проезда М<осква> – Нижний вас обоих – 25–28 р<ублей>.

Печатается по первой публикации: Архив. С. 501. Почтовая карточка. Публикация Н. Корниенко.

Первое сохранившееся письмо из командировки Платонова в совхозы Средней Волги и Северного Кавказа. Поездка осуществлялась в рамках договора о сотрудничестве между правлением Всероссийского союза советских писателей и Всесоюзным государственным объединением мясных советских хозяйств “Скотовод”; сохранилось командировочное удостоверение Платонова, выполненное на бланке “Скотовода”, в котором отмечается, что “тов. Платонов, занимающий должность члена О<бщест>ва Советских писателей-краеведов, командируется в Средневолжский край по совхозам” (РГАЛИ. Ф. 2124. Оп. 1. Ед. хр. 16. Л. 6). Командировка должна была начаться 15 августа; судя по отметке в командировочном удостоверении, Платонов выехал из Москвы 16 августа.

[159] М. А. и П. А. Платоновым

27 августа 1931 г. Самара

Самара, 27/viii. Дорогие Муся и Тотик!

Приехал в Самару. Сейчас 7 ч<асов> утра. Пишу на почте. Ходил на Волгу, – мне она не понравилась здесь. Дон под Воронежем лучше. Город тоже средний, хуже Воронежа. Пароходы, как я узнал, ходят не очень регулярно по расписанию. Обо всем этом я напишу потом, когда устроюсь оседло и узнаю подробней. На станциях ночью верещат сверчки, сейчас с утра уже жарко, крупные мухи жужжат над нечистотами, – встает в памяти почему-то детство, летние долгие дни, прошедшее утро жизни, прошедшее навсегда. Если возможно будет, вы приедете. Я сейчас не уверен, что здесь хорошо, что вы не намучаетесь с поездкой. Если же я выясню, что поездка будет трудна, мучительна (я напр<имер>, ехал мучительно), то ехать не стоит. Об этом напишу завтра. Сейчас напишу в