Жизнь Леонардо, мальчишки из Винчи, разностороннего гения, скитальца - Карло Вечче

ныне разбросанных по дворцам аристократов и церковных иерархов: именно эти хронологические подсказки позволяют отнести написание поэмы к 1495–1496 годам, в то время как использованный шрифт указывает на кого-то из римских типографов, например Эухариуса Зильбера. По сути, эта тоненькая брошюрка приглашает Леонардо присоединиться к автору в Риме, чтобы вместе изучать античные руины. Более того, автор в шутку добавляет, что в области Античности (а значит, и в художественной) его друг, при всех своих познаниях, так и останется никем, если не совершит благословенного паломничества в Рим: «Не будешь и обломка антика ты стоить». Далее, чтобы все-таки соблазнить Леонардо, анонимный автор не только упоминает о невероятном количестве шедевров, которые можно увидеть в Риме, но и упирает на игривые детали – например, рассказывая, как спускался в недавно обнаруженные подземные залы Domus aurea, «Золотого дома» Нерона, чтобы взглянуть на античные росписи, именуемые гротесками: «с буханкой хлеба, мясом и вином, / дабы затейливей казались нам гротески». Проводник, мастер Пинцино, «сперва в грязи нас изваляет, / чтоб стали трубочистов мы черней, / потом на жаб с лягушками кивает, / на филинов, на сов и даже змей, / пока нам спины да колени не сломает».

Очевидно, «перспективный миланский живописец» близок кругу Леонардо, поскольку в своей поэме он упоминает мастера Зороастро, Верроккьо и Антонио дель Поллайоло, построившего гробницу Сикста IV. На данный момент среди возможных кандидатов называют Браманте, Зенале, Брамантино и Джованни Амброджо де Предиса, но убедительной ни одна из гипотез не кажется. Определение «перспективный» принято воспринимать в значении «художник», «тот, кто изображает перспективу», однако в более общем смысле оно также может обозначать того, кто изучает перспективу геометрическую, то есть положение и пропорции тел в пространстве. Речь явно идет об одном из близких друзей, тех, кто был рядом с Леонардо в те годы, когда он впервые пытался постичь такие тексты, как «Оптика» Евклида и «Общая перспектива» Пэкхэма. При этом, как предполагает текст «Древностей», автор должен обладать обширными познаниями, особенно в области античной скульптуры.

В бумагах Леонардо попадаются документы, написанные иной рукой, что свидетельствует об атмосфере доверия, царившей в его мастерской. Некоторые из этих документов, касающиеся теоретических принципов оптики и перспективы, более-менее схожи с записями Манускрипта С, датированными примерно 1490 годом[450]. Вероятно, это произведения, полностью или частично продиктованные самим Леонардо одному из учеников.

Тот же почерк встречается и в письмах Карадоссо Фоппы, ювелира на службе у Сфорца и приятеля Леонардо, в частности в письмах, отправленных из поездки во Флоренцию и Рим в начале 1495 года. Герцог поручил Фоппе деликатную миссию: попытаться заполучить украшения и бесценную античную скульптуру из сокровищницы Медичи. 29 января и 9 февраля ювелир сообщил из Флоренции, что встретился с покровителем Боттичелли, Лоренцо ди Пьерфранческо Медичи (Лоренцо Пополано), принадлежавшим к той ветви семьи, что не была изгнана из города, и кое-что посмотрел: например, знаменитое «блюдо», ныне именуемое «чашей Фарнезе». Однако, как ни жаль, ничего «лучшего не нашлось». Часть сокровищ ему показал в Витербо кардинал Асканио Сфорца. 21 февраля Фоппа прибыл в Рим, где расширил круг поисков, включив в него дворцы князей церкви, после чего сумел получить от Хуана де Борхи, кардинала Монреальского, поврежденную мраморную статую, изображавшую, как ему казалось, мифическую Леду, с которой Юпитер сочетался в образе лебедя. На самом же деле это оказалась вовсе не Леда, а Венера, сидящая на корточках. В июне ювелир вместе с Ледой-Венерой наконец вернулся в Милан.

Неужели именно он написал по возвращении поэму, которую при поддержке кардинала Асканио опубликовал в Риме, чтобы вновь пробудить при дворе Сфорца интерес к конному памятнику и заразить Леонардо желанием совершить паломничество к древностям Вечного города? А сам Леонардо? Не он ли сопровождал Фоппу во Флоренцию, сведя ювелира с Лоренцо Пополано, своим покровителем в последующие годы?

Кроме того, в жизнеописании Симоне дель Поллайоло, прозванного Кронакой, Вазари рассказывает, что этот архитектор, большой друг и приверженец Джироламо Савонаролы, устроил в Палаццо делла Синьория залу Большого совета только после того, как выслушал мнения Леонардо и других зодчих. Работы по зале были поручены Кронаке, при поддержке Франческо ди Доменико по прозвищу Мончатто и под общим руководством Антонио да Сангалло, 15 июля 1495 года, следовательно, его встреча с Леонардо, приехавшим в город вместе с Карадоссо Фоппой в период с конца января по начало февраля, вполне возможна. К той же поездке можно отнести и первые наметки идеи, окончательно проработанной лишь десятью годами позже: проекта судоходного канала от Флоренции до моря, подобного каналу на реке Дора, виденному Леонардо в Иврее[451]. Более того, короткий визит во Флоренцию, первый за долгие годы, позволил бы Леонардо увидеться со старыми друзьями, в том числе Бенчи, приглядывающим за незаконченным «Поклонением волхвов», а также раз и навсегда решить все вопросы с монахами Сан-Донато-а-Скопето. В этом ему, разумеется, помог бы отец, сер Пьеро, прекрасно ладящий и с приором, и с Филиппино Липпи, который впоследствии подхватит заказ на «Поклонение», украсившее в итоге монастырский алтарь[452].

Возможно, именно по такому случаю Леонардо, раздумывая о том, чтобы больше не возвращаться в Милан, составил список имен влиятельных флорентийских купцов, способных помочь ему покинуть Италию: Джулиано Гонди, строящего великолепный дворец на месте того самого дома по виа делле Престанце, где некогда жила семья сера Пьеро, Томмазо Ридольфи, владеющего множеством земельных участков в окрестностях Винчи, Томмазо Каппони, Герардо Паганелли, Никколо дель Неро, Симоне Зати, Наси, наследников Леонардо Маннелли, Гульельмо ди сер Мартино, Бартоломео дель Товалья, Андреа Арригуччи, Никколо Каппони и Джованни Портинари; а также возможных пунктов назначения, где имелись представительства флорентийских компаний: Перпиньян, Роан, Лион, Антверпен, Париж, Гент и Брюгге[453].

Как доказывают посвященные Леонардо сонеты из «Древностей», конный памятник еще можно завершить, а значит, Леонардо, борясь за другие заказы, по-прежнему имеет право представляться скульптором, работающим по поручению герцога над монументом Франческо Сфорца. Неудивительно, что Фабрике собора в Пьяченце Леонардо предлагает себя именно как знатока бронзовой пластики.

Епископ Фабрицио Марлиани желает заказать для собора новые бронзовые двери. Сам он – известный сторонник Моро и весьма воинственный тип, уже много лет, помимо духовного наставления вверенной ему епархии, занимающийся украшением собора, сурового романского здания, к возведению которого приложил руку великий Вилиджельмо. Новые бронзовые двери должны разместиться под высоким балдахином центрального портала, чьи колонны удерживают на спинах два мрачных льва из розового веронского мрамора.

Леонардо узнает об этом проекте, проезжая через Пьяченцу в ходе небольшой командировки в начале 1495 года. Правда, новость уже обсуждают при дворе. Известно, что в борьбу вступили даже мастера совершенно иного профиля, в том числе «бомбардир» Джаннино Альбергетти, вместе с герцогским управляющим Амброджо де Феррари жестоко разочаровавший Леонардо: именно