Стоп-кадр. Легенды советского кино - Николай Ирин

«Мы не меняемся совсем. Мы те же, что и в детстве раннем. Мы лишь живем. И только тем кору грубеющую раним», – писал многое повидавший и испытавший поэт-фронтовик Давид Самойлов, чьи слова поразительно созвучны с судьбой его однофамилицы.

Родительская любовь и требовательность стала, по-видимому, причиной дочерней нервности, отягощенной скрытностью. На таком топливе, кстати сказать, делали свои шедевры голливудские мастера. Закономерное стремление нравиться, желание быть «правильной», «хорошей» оборачивалось подсознательным отталкиванием от этой повинности, приводило к регулярным психическим срывам. Горячо любимого сына Дмитрия, уехавшего в середине 1990-х в Америку, она неизменно аттестовала как «очень послушного», и это воспринимается как невольная проекция собственной перманентной установки.

В том, что Татьяна Самойлова не смогла до конца, в течение всей творческой жизни, реализовать свой редкий потенциал (двух-трех ролей, пусть и ставших легендарными, все-таки до обидного мало), не виноват никто: ни советская власть, ни требовательная мама, ни тем более сама актриса. С другой стороны, ее сложная внутренняя борьба дала однажды (или дважды, с учетом толстовской Анны?) поистине гениальный результат. Не было бы эпохального прорыва картины «Летят журавли», мы очень многое бы потеряли, а точнее – попросту не нашли. Национальный кинематограф, возможно, не заиграл бы новыми яркими красками, когда б не художественное открытие, достигнутое ценой травмоопасных состояний. Принять ее судьбу и мир как значимую данность, как суверенную ценность – задача благодарных зрителей нынешних и будущих поколений.

«Понять ее трудно, – подбирает слова сын Дмитрий. – Она поэтична». Охотно согласимся с предельно кратким и в то же время всеобъемлющим определением, которое – одновременно – анализ ее уникального метода и признание в любви.

«Это же моя Родина, мои люди»

Сергей Столяров

Сергей Дмитриевич Столяров (1911–1969)

У всякого времени – свои легенды и звезды. Масштаб звездности Сергея Столярова в золотую пору его работы в кино оценить будет проще, если обратиться к косвенному, но оттого не менее убедительному свидетельству Юрия Любимова. По словам создателя и руководителя Театра на Таганке, отец Высоцкого Семен Владимирович, оценив расположение могилы сына на Ваганьковском, со смешанным чувством родительской скорби и гордости произнес: «Его похоронили рядом с самим Столяровым!» В представлении человека старшего поколения это был серьезнейший критерий и наивысшая оценка.

Владимира Высоцкого и сегодня – в лицо, по имени, по голосу – знают практически все, кто неравнодушен к русской культуре. Со Столяровым дело обстоит несколько иначе, его теперь мало кто помнит, хотя черты внешности и горделивая стать актера парадоксально впечатаны в подкорку многих поколений. Благодаря нескольким знаковым работам в кино 1930–1950-х он олицетворяет собой ту символическую вселенную, о которой Пушкин писал: «Там русский дух, там Русью пахнет!». Впрочем, нашу действительность на ее отдельных исторических этапах этот артист тоже олицетворяет.

Сын дальневосточного тигрятника, летчик Владимир Глушак – его роль 24-летний Сергей Столяров сыграл в «Аэрограде» (1935) у самого Александра Довженко – являет собой тип молодого выходца из народной гущи, сибирской глуши, выдвинувшегося на передний план общественной жизни. Он принципиально отличается от земляков-охотников и типичных крестьян: одетый в модную кожу и шлем, в мгновение выдает улыбку полубога, представляя ту цивилизацию, которую тогдашние энтузиасты мечтали поскорее построить, накормив, приодев и окультурив население.

«Вы богатеете, вы стареете!» – бросает пилот Глушак «несознательным», хотя и, безусловно, героическим таежникам. Первым глаголом как бы польстил – не столько старшему поколению, сколько молодежи, обеспечившей некоторый подъем благосостояния. Вторым – обозначил, по сути, необходимость еще более динамичной кадровой ротации.

В финальном монологе отец-тигрятник, обращаясь к летчикам в белоснежной форме, с главным сыновним посылом смиренно соглашается: «Спасибо, орлята! Спасибо за высоты, за скорости, за мужество. Сегодня ожили мои таежные сны!»

Гениальный Довженко, по всему выходит, первым разглядел в Столярове с его «улыбкой силы» героя народных грез, опознал могучий архетип с присущей тому способностью органично соединить традиционный крестьянский уклад и высокотехнологичную модернизацию в урбанистическом духе. Это качество актера – безукоризненная внутренняя пластичность – станет его базовой характеристикой.

Григорий Александров, снимавший свой «Цирк» сразу после выхода на экраны «Аэрограда», образ Ивана Мартынова, в сущности, позаимствовал из картины Довженко: то же шумное, бравурное первое появление в кадре, та же стремительная смена состояний «суровая мужественность/восторженная улыбчивость», такое же неотразимое обаяние молодости.

Когда Столяров в дуэте с Любовью Орловой поет «Над страной весенний ветер веет, / С каждым днем все радостнее жить, / И никто на свете не умеет / Лучше нас смеяться и любить», он не лукавит, не притворяется. Родившийся еще до революции (в селе Беззубово Веневского уезда Тульской губернии), едва не погибший в Гражданскую по пути в Ташкент – «город хлебный» от тифа, а потом возвращенный к жизни сотрудниками Курского детского дома паренек на примере собственной судьбы мог оценить эффективность запущенных советской властью социальных лифтов.

Организованный в детдоме драмкружок приохотил эмоционального и наблюдательного мальчишку к искусству перевоплощения. В ходульных, но зажигательных пьесах о Французской революции Сережа впервые проявил себя как способный артист. Перебравшись в Москву и окончив ремесленное училище, поначалу работал паровозным машинистом в депо Киевской железной дороги. Памятуя о своем детском увлечении, попутно занимался в театральной студии ученика Станиславского Алексея Дикого. По его совету, как только окончил актерский факультет Театральной школы Пролеткульта, отправился на прослушивание во МХАТ (в приемной комиссии – Качалов и Москвин!).

В театре хватало своих молодых звезд, поэтому из 500 талантливых претендентов планировали взять одного, максимум двоих. Будущий кумир миллионов, недолго думая, выучил классово близкий монолог из Горького и был принят в коллектив Художественного вместе со своим товарищем Михаилом Названовым. Когда пришло время срочной службы, Столярова зачислили в труппу Театра Красной Армии, и с этого момента тема ратного подвига стала в его творчестве ключевой.

Впоследствии он сыграет капитана подлодки в «Моряках», водолаза в предвоенной «Гибели «Орла»», вместе с неподражаемой Валентиной Караваевой снимется в пронзительной короткометражке «Тоня» из боевого киносборника «Наши девушки», предстанет в образах старшины первой статьи в послевоенной драме «Голубые дороги» и летчика-испытателя в «Им было девятнадцать». Однако вершиной амплуа станет роль капитана 1 ранга Николая Воронцова в превосходной фантастико-приключенческой эпопее «Тайна двух океанов» (1956).

Замысел вольной экранизации книги Григория Адамова (роман входил в число любимых произведений сына Сергея Столярова Кирилла) поначалу актера насторожил: студия «Грузия-фильм» не имела опыта такого рода кинопостановок, а роль командира подлодки состояла из общих мест и особо разгуляться артистическому таланту не позволяла. Однако картина получилась на