Таежный тупик. История семьи староверов Лыковых - Василий Михайлович Песков

Под эти звуки почти до полуночи шел разговор о том о сем – о новостях «из мира» и о том, что с прошлого лета случилось тут у Агафьи.

Осенью вертолет забросил Агафью на Горячие Ключи, и она там жила три недели – «лечила суставы», оставив на хозяйстве Сергея. Зима была малоснежная и суровая – в одной из ям померзла картошка, но было много ее в другой яме – хватило на еду и посадку. Огород со дня на день начнут лопатить, а картошка уже две недели прорастает, насыпанная на полу в избе у Агафьи. Домашняя живность осталась прежней, но Агафья колеблется: оставлять ли коз в зиму либо порезать? «Трудно заготавливать корм…»

В еде скудности не было. Картошки – вволю. Есть запасы крупы. Регулярно пекут тут хлеб. Поймали осенью и засолили несколько ведер рыбы. Яйца и молоко – лакомство. Охотой можно было бы добыть и мяса, но Ерофей с протезом по тайге не ходок, а Сергей – горожанин, у него охота получается только на рябчиков. Мне Агафья в письме просигналила: «Батарейки для фонаря нужны. А свеч не вези. Лучше – подсолнечного масла». Опытным путем тут убедились: масло для лампочки с фитилем в два раза выгоднее свечей. К тому же маслом можно сдобрить картошку. Делают это, правда, лишь мужики. Агафья «мирскую еду» по-прежнему отвергает.

Мирская жизнь в этом краю всегда залетная, всегда случайная. При страшной дороговизне вертолеты изредка все же над здешней тайгой летают – на Горячие Ключи привозят шахтеров, военные люди изучают следы падения в этих местах одной из ступеней ракеты, пожарные изредка летом летают. Почти каждый вертолет непременно сделает крюк и сядет «возле Агафьи» хотя бы на час – кто навестить по дружбе, кто любопытства ради. Шум приближающегося вертолета тут всегда радует – можно перекинуться словом с человеком «из мира», о чем-нибудь попросить, передать письмецо.

За «отчетный год» из визитеров запомнились трое. Один (слава богу, не с нарочной, а с попутной машиной) привез для Агафьи паспорт. Чиновники в Абакане, решившие, что жизнь человека без бумажки с печатью на этой земле немыслима, попали в неловкое положение – Агафья паспорт взять решительно отказалась. А ведь было написано (при миллионных тиражах «Комсомольской правды»), что секта старообрядцев, к которой принадлежат Лыковы, со времен Петра I не приемлет ни бумаг, ни печатей, ни денег, ни какой-либо службы царям. В эти неприятия, правда, жизнь постепенно вносит поправки. Картошку, которую стали насаждать при Петре, староверы бегунского толка называли «многоплодным блудным растением», а для Лыковых она стала главным продуктом питания. В первые посещения любопытства ради я показал Агафье и Карпу Осиповичу бумажные деньги – отшатнулись, как будто я достал из кармана змею. А в прошлом году три денежные бумажки Агафья приняла уже с благодарностью и в этот раз шепнула, на что потратила, – «привезли два мешка муки и сети для рыбы».

Хорошие воспоминания о себе оставил тут кемеровский губернатор Аман Тулеев, заглянувший, облетая «епархию», в уголок хакасской тайги. Агафья расплылась в улыбке, рассказывая о разговорах с Тулеевым. Припомнила все, что расспрашивал он и что сама она говорила. Наверняка хорошо уже понимая, кто есть такой «губернатор», Агафья явно для удовольствия еще раз услышать, как велика должность у нового ее друга, попросила и меня объяснить мудреную службу. «Хороший человек, добрый…» Чтобы эти свои слова подтвердить, Агафья принесла к костру из избы послание от Тулеева к 8 Марта. Попутный вертолет доставил конверт заранее вместе с букетом цветов. Это Агафью растрогало и удивило: «Зимой – цветы…» Послание она прочла нам внятно, даже торжественно, явно гордясь новым другом.

Сознает ли Агафья необычность своего положения? Вполне сознает. Думаю, отчасти по этой причине несет она тяжесть таежного одиночества – не переселяется к родственникам. Там она будет как все. А сюда к ней даже вот губернатор цветы прислал.

Ну а два мужика, как они оказались тут, при Агафье?

Ерофей, потеряв ногу, в нынешней жизни, при жалкой пенсии и неполадках в семье, вынужден был мучительно размышлять: куда прислонить голову? Оглядываясь на прожитое, лучшие свои годы он видел в этих таежных местах – работал бурильщиком, охотился, двадцать лет состоит в дружбе с Лыковыми, много сделал, им помогая. И потянуло Ерофея в тайгу.

Без ноги таежник почти беспомощен. Это Ерофей хорошо понимал и два раза прилетал сюда осмотреться, себя испробовать. «На стажировку», как он пошутил в разговоре. И вот перебрался сюда на житье. А чтобы было житье осмысленным, решил пчеловодством заняться. Побывал у горных пасечников, почитал кое-что и прошлой осенью явился сюда с пятью ульями. Тут зимовал. Сам выдюжил, а пчелы – нет. В зиму по незнанию или по недогляду пчелы пошли с запасом падевого меда. А это, пчеловодам известно, негодный корм для зимовки. Пчелы погибли. Только в одном улье теплится какая-то жизнь, и я застал Ерофея за тревожным наблюдением: будут пчелы летать или нет? Нужна ему матка с расплодом. Понимая серьезность его положения, обещал я добыть ему матку и переправить. (И все получилось. Сразу я позвонил в Абакан Николаю Николаевичу Савушкину. Он съездил в Шушенское к знакомому пчеловоду А. Н. Зиненко. Добрый человек, узнав, в чем дело, сказал: «Берите весь улей!» И успел уже Николай Николаевич переправить улей по назначению.)

В тяжелом положении Ерофей. Несчастья почти всегда толкают человека к богоискательству. А тут и искать нечего: Агафья – агитатор очень настойчивый. Уже отпустил Ерофей Сазонтьевич «староверческую» бороду, уже внимательно слушает толкования Агафьей книг. Полное обращение в «истинное христианство» задерживается пока вольным, «мирским» обращением Ерофея с посудой. Но кажется, он уже на твердом пути в староверы.

Сергея-художника тоже прибило сюда мутной волной нынешней жизни. Учился в Харькове живописи, потом занимался коммерцией, но сильно был ею ушиблен и решил «оттаять» в тихом, спокойном месте. Свою часть таежного хлеба зарабатывает картинами, которые пишет на сколках кедра. Одну подарил губернатору. Тот не захотел оставаться в долгу и снял с руки дорогие часы. Сергей показал мне их с гордостью.

Сюда первый раз по тайге художник пришел пешком, чем сразу расположил к себе и Агафью, и меня тоже. Зная, как труден путь сюда по горам, я стал расспрашивать, как все было, но Сергей ничего особого в семидневном одиночном переходе не видит. «Детство прошло в Иркутской области. Тайгу я знаю с пеленок, причем тайгу северную, более суровую, чем здешняя».

Как прожила троица год? Нормально, притом что во всякой маленькой группе людей в изоляции почти всегда возникают трения, часто с драмой в конце.