Записки. Из истории российского внешнеполитического ведомства, 1914—1920 гг. В 2-х кн.— Кн. 2. - Георгий Николаевич Михайловский

союзникам, так же и Нератов был лоялен к Сазонову. Он защищал его как мог, и фактически только эта беззаветная преданность Нератова Сазонову сохранила последнего на его посту в Париже до врангелевского периода белого движения. В ту эпоху, о которой я пишу, внешне дипломатические отношения всё же возглавлялись Сазоновым, и как последний не мог игнорировать Деникина, так и Деникин не мог обходиться без Сазонова.

Союзнические планы расчленения России

Весьма характерным для того момента является известный инцидент, произошедший при неудачном опыте Франше д’Эспере в Одессе, закончившемся уходом из этого города французов[28]. Оставление Одессы вызвало взрыв негодования на всём протяжении юга России, во всех антибольшевистских кругах. Совершенно неожиданно франкофобия выявлялась в самой яркой форме, о чём я скажу ниже в связи с посылкой неофициального агента к Клемансо, русского армянина, французского гражданина, личного друга Клемансо князя Лорис-Меликова. Правительственные круги, вернее, военные при Деникине не только ничего не сделали, чтобы смягчить впечатление от одесского отступления, но, наоборот, подлили масла в огонь опубликованием всей секретной переписки между Деникиным и французами. Эта публикация была предпринята без ведома Нератова генеральным штабом Деникина в полной тайне от дипломатической канцелярии, причём последняя была поставлена в совершенно невозможное положение.

Таково было поистине неприглядное положение Нератова в качестве начальника дипломатической канцелярии при Деникине. Из Парижа Сазонов метал громы и молнии на безответственные военные круги, которые опубликованием тайной переписки по поводу очищения Одессы вызвали ответное возмущение как французского правительства, так и всего общества. И это было в период тех «побед», которых так требовал Сазонов от Деникина. Познакомившись со всей истинной обстановкой, я понял, что моё участие в делегации в Северную Америку будет полно самых потрясающих неожиданностей и явится искусом, чреватым самыми непредвиденными последствиями.

Таковы были отношения с французами, но и с англичанами дело обстояло неважно. Правда, англичане помогали Деникину на юге России — мне самому приходилось видеть английские команды при танках, как-то даже случайно довелось быть переводчиком на станции Таганрог, где отряд английских солдат не мог объясниться с буфетчиком. Эти простые английские парни получали жалованье в фунтах стерлингов и потому по сравнению с местным населением, жившим на совсем почти обесценившиеся донские кредитки, были миллионерами и так себя и держали, не отказывая себе ни в чём — ни в еде, ни в питье — вине, пиве и т.д., что, вообще говоря, было населению недоступно.

Осложнения с англичанами происходили на почве несомненной двуличности их политики. Если одной рукой они поддерживали на юге России Деникина, а в Сибири — Колчака, то другой — явных врагов Деникина и вообще России. Подобно тому как на берегах Балтийского моря наши прибалтийские окраины находили у Великобритании могущественную поддержку в своих сепаратистских стремлениях, то на берегу Чёрного и Каспийского морей такую же поддержку встречали и кавказские народы, желавшие отделения. Этот общий тон английской политики expressis verbis был определён самим Ллойд Джорджем в английском парламенте, когда он прямо сказал, что сомневается в выгодности для Англии восстановления прежней могущественной России.

У Сазонова в Париже были сведения, доставленные через посредство нашего прежнего посольства в Лондоне (первое время после большевистского переворота во главе посольства был К.Д. Набоков, а потом по настоянию Сазонова — Е.В. Саблин), касательно грандиозного плана Англии, имевшего целью расчленение России. Балтийские государства должны были окончательно отрезать Россию от Балтийского моря, Кавказ должен был быть буфером, совершенно самостоятельным от России, между нею, с одной стороны, и Турцией и Персией — с другой; таким же самостоятельным должен был стать и Туркестан, чтобы раз и навсегда преградить России путь в Индию. Персия попадала целиком под власть Англии, а «независимость» Кавказа, Туркестана и Балтийских государств ограничивалась бы фактическим протекторатом Англии над этими областями. Плану этому нельзя было отказать в грандиозности, что же касается его осуществления, то оказалось, что балтийскую программу ослабления России было легче выполнить, чем черноморско-каспийскую. И, зная эти истинные намерения англичан, Сазонов продолжал оставаться лояльным по отношению к союзникам, в том числе и к англичанам.

Если, однако, балтийские действия англичан не касались непосредственно Деникина, то кавказские сепаратистские устремления и подпольная работа там англичан были опасными для Добровольческой армии. Сазонов как русский патриот не мог оставаться равнодушным к происходившему на Кавказе и от имени Колчака и Деникина разослал всем державам протест против передачи в качестве концессий различным иностранным державам (читай: английским и французским подданным) естественных богатств России. При этом заявлялось, что Колчак и Деникин не признают новых кавказских государственных образований и категорическим образом отрицают всякую юридическую силу за концессиями, полученными от этих квазиправительств на Кавказе. Протест Сазонова был, конечно, голосом вопиющего в пустыне — ни англичане, ни французы не остановились ни на секунду в своём расхищении концессий на Кавказе, и только полное завоевание советской властью всего Кавказа избавило его от иностранных пришельцев.

«Коварный Альбион» не терял времени в нанесении ущерба своей недавней союзнице не только в экономической области, но и на почве чисто политической, что опять-таки логично вытекало из упомянутого выше плана расчленения России. Великобританские агенты не просто поддерживали самым решительным образом сепаратистские стремления кавказских народностей, но и подстрекали их к нападению на Деникина с тыла. Так было, например, с Горской республикой, за что поплатился жизнью кубанский казак Калабухов, повешенный по приказанию Деникина.

Всё это вместе осложняло и запутывало донельзя наши отношения с союзниками. Не удивительно поэтому, что Нератов при моём последующем появлении в Таганроге, уже решившись на моё участие в делегации, отправлявшейся в САСШ, с чувством глубокого удовлетворения заговорил со мной о тех надеждах, которые возлагались им на Америку. В самом деле, французы в одесской эвакуации, чрезвычайно для них скандальной, обнаружили полную военную неспособность помочь Добровольческой армии в её борьбе с большевиками, англичане своей коварной деятельностью на Кавказе работали против Добровольческой армии, о других союзниках — японцах и итальянцах — говорить не приходилось.

Японцы ждали лишь первого удобного момента, чтобы прочно засесть на русском Дальнем Востоке. Итальянцы не могли участвовать в начавшемся дележе России только из-за своей внутренней слабости, в высокой степени коей мне пришлось убедиться самому, когда я в мае 1920 г. проезжал через Италию в Константинополь. Оставались, таким образом, одни американцы, если не считать, конечно, немцев.

Отказ от сношений с немцами

На отношении к последним со стороны Добровольческой армии следует остановиться. Если чувства лояльности к союзникам Сазонова и Нератова не позволили Колчаку да и Деникину, у которого в силу географического